Ассоциации цеплялись за прекрасно известные факты, голова работала, как расчетно-наводящее устройство к зенитной ракете. Ошибки, конечно же, быть не могло — что это именно выставочный зал на Большой Морской, что это именно Фаберже со своими сотрудниками. И, если рассуждать далее, то в связи с Фаберже большая история запечатлела одного-единственного Федора Степановича — зато какого …
У Смолина не то что спина — даже кончики ушей вспотели от возбуждения. Но не может же оказаться… А почему бы и нет!? Коч !?
Мастеров у Фаберже было человек пятьсот — но вот свои личные клейма, именники были у считанных людей, остальные выполняли работу чисто техническую. Хотя… Те кудесники, что клали великолепную фаберовскую эмаль, личных клейм не имели вообще, так уж повелось — и потому остались в массе своей безымянными.
Федор Коч, Федор Коч… Единственный мастер Фабера, ставший персонажем пышным цветом распустившихся среди антикваров «городских легенд» — к чему были определенные основания. В прошлом году Смолин купил сигаретницу его работы — не высший сорт, и не ширпотреб, нечто среднее… стоп, стоп, а кто ее привез и продал, ага? Интересное совпаденьице… или это не совпадение вовсе?
Только теперь он, захваченный вихрем самых волшующих догадок и первых версий, обратил внимание, что в дверь колотят, долго и старательно. Поначалу Смолин решил не обращать внимания — хозяин и так знает, что дверь не заперта, так что это наверняка собутыльники — но грохот стал таким навязчивым и непрестанным, что терпеть его не было сил.
С превеликим сожалением отложив папочку, Смолин вышел в прихожую и потянул на себя дверь, заранее приготовившись послать по матушке какого-нибудь местного синюшника.
С превеликим сожалением отложив папочку, Смолин вышел в прихожую и потянул на себя дверь, заранее приготовившись послать по матушке какого-нибудь местного синюшника.
И ощутил нешуточное удивление. Торчавший на площадке молодой парень на алкаша-подзаборника (а какие еще могли контактировать с Профессором?) решительно не походил: чистенький такой весь из себя, в глаженых джинсах и белой майке, с мобилой на поясе, при золотой цепочке (не особенно толстой, впрочем) и золотой «гайке» (тоже не особенно массивной). В общем, опрятный, трезвый, благополучный молодой человек, коему тут вроде бы и делать нечего…
Судя по удивлению, с каким визитер на Смолина воззрился, он тоже никак не ожидал застать в квартире трезвого и пристойно одетого персонажа…
Молчание затягивалось. Смолин терпеливо ждал, не торопясь перехватывать инициативу.
— А Витек где? — наконец не выдержал первым молодой человек.
Смолин поднял брови и произнес ледяным тоном:
— Что-то я, молодой человек, здесь никаких Витьков не припомню… Вы, часом, квартирой не ошиблись?
Доброжелательно осклабясь в шестьдесят четыре зуба, он тем не менее смотрел на незваного гостя взглядом откровенно тяжелым — и тот, по гладкой, чисто выбритой мордашке видно, кое-какие нюансики просек. Утратил часть напора, с каким завел разговор. Сказал неуверенно:
— Ну, я про Виктора Никанорыча…
— Вот так-то лучше, — сказал Смолин жестко. — А то какой он вам Витек, если разобраться. Он вам в отцы наверняка годится…
На лице гостя явственно читалось, что от такого «папаши» он отбивался бы руками и ногами, а хозяин иного именования, чем «витек», и не заслуживает. Вообще-то, сели честно, Смолин был с ним в этом вопросе совершенно согласен, но он, во-первых, не любил борзоватых современных сопляков, а во-вторых был не на шутку зол, столь бесцеремонно оторванный от интереснейших материалов и самых завлекательных догадок…
— Да, я это… — пожал плечами парень, — так дома… Виктор Никанорыч?
— Они отсутствуют, — сказал Смолин. — По правде-то говоря, отправились пополнить запасы спиртосодержащих жидкостей… У вас к нему дело? Или просто что-то передать? Если словесно, всегда готов, а если у вас что-то материальное и бесценное, и вы мне не доверяете, то я обижаться и не подумаю — в наши печальные времена незнакомцу и гроша ломаного не доверишь… Верно ведь?
Он с доброжелательной улыбкой плел что-то еще. В полном соответствии с известным блатным приемом — опутывать собеседника вязким потоком слов, сбивая тем с толку, внося в ситуацию некую зыбкость…
Когда он замолчал, уже не сомневался, что поставленной цели достиг: парниша, по роже видно, испытывал растущую неуверенность.
— Так что там у вас? — благожелательно спросил Смолин. — Словесно что передать, или?
— Ну, я… это… А вы кто?
— Менее воспитанные люди в подобной ситуации ответили бы «конь в пальто», — сказал Смолин светски. — Но поскольку я, на свое несчастье, все же обременен остатками некоего хорошего воспитания — довольно скудными все же, признаться, — то на ваш вопрос отвечу просто: я — Василий Яковлевич. А как ваша драгоценная?
— Кто?
— Да фамилия же, — терпеливо объяснил Смолин, ухмыляясь про себя, но холодности с лица не убирая, — или имечко.
А как ваша драгоценная?
— Кто?
— Да фамилия же, — терпеливо объяснил Смолин, ухмыляясь про себя, но холодности с лица не убирая, — или имечко. Или имечко с отчеством. Как вам будет благоугодно.