— Почему? — Елена Прекрасная всхлипнула раз, всхлипнула другой и, наконец, не в силах сдерживаться, разрыдалась в голос.
— Ну что ты, милая, — Кызыма погладила девушку по плечу и, пользуясь тем, что Елена сейчас ни на кого, кроме себя, не способна обращать внимание, брезгливо вытерла руку о подол тяжелого, шитого золотом платья, — успокойся.
Я помогу тебе. Ну не обращает воевода на тебя внимания, ну подурнела ты, красота с лица сошла, но зачем так убиваться?
— Как подурнела?! — взвилась Елена Прекрасная, в ужасе ощупывая лицо. — Я не могла подурнеть аки крестьянка кака! Я царска дочка, Елена Прекрасная!
— Ну-у, — издеваясь, протянула великанша Усоньша Виевна, — царской дочкой ты, допустим, останешься, но вот Прекрасной вряд ли. Будут тебя называть теперь Елена Ужасная. — И мнимая мачеха, вытащив из рукава зеркальце, сунула его Елене под нос.
Царевна, не заметив, что зеркало странно выгнуто, взглянула, и окрестности огласил истошный, полный ужаса визг. Было отчего царевне завизжать, потому что глянула на нее из зеркала черная рогатая морда с жесткой щетиной вместо волос. Нос что рыло свиное, а глаза красные да злющие. Показало волшебное зеркало царевне облик Усоньши Виевны, напугав бедняжку до умопомрачения.
Когда, заслышав знакомые звуки — так Елена визжала на берегу пруда, где альбиносовая мыша ее напугала, — воевода Потап прибежал домой, ему пришлось расталкивать набившийся в сени народ. Дружинники уже сняли Елену Прекрасную с мезонины и перенесли в опочивальню.
— Еленушка! — вскричал Потап, увидев бьющуюся в припадке супругу.
Он кинулся к ней, но царица Кызыма вытолкала его за порог, убедив, что лучше нее никто не поможет справиться с истерикой.
— Не лезь, больна она сейчас, — сказала царица.
Потап озадаченно посмотрел на захлопнувшуюся перед его носом дверь, тяжело вздохнул и, выпроводив любопытных соседей, вышел на крыльцо. Он присел на ступеньку, прислушиваясь к воплям супруги. Помимо его воли неясные подозрения по поводу царской жены вспыхнули с новой силой. Потап прислушался — рыдания и визг супруги утихли, до него доносились только горькие всхлипы, которые скручивали душу воеводы в тугой узел. Он бы жизнь свою отдал только за то, чтобы его любимая женушка никогда не плакала.
А за дверями опочивальни шел такой разговор:
— Ой, матушка, что же со мной приключилось?! — стонала Елена.
Она не могла поверить, что то уродливое существо с огромным, на все лицо рылом и маленькими глазками — она сама. Раньше зеркала отражали только ее красоту.
— Сглазили тебя, — сказала Кызыма, — но ты не переживай, я сглаз-то сниму, красоту верну. Вот только заплатить за это надобно.
— Все отдам, государыня царица, — прошептала Елена Прекрасная, — только сними с меня эту порчу колдовскую!
— Да все мне без надобности, — проворковала Кызыма, довольно потирая руки, — ты мне узелок с пеплом, что собрала в хрустальном дворце, отдай. Кстати, он цел?
— Да что с ним сделается! — Царевна обрадовалась, что так дешево отделалась, вскочила с постели и, порывшись в большом сундуке, выудила из его недр узелок. — Забирай, — сказала она, даже не вспомнив, что это за пепел и как он у нее оказался.
— Ну теперь садись на постель, колдовать буду, — приказала царица, опуская узелок с прахом Кощея Бессмертного в карман.
Елена Прекрасная села на край постели, по приказу царицы закрыла глаза. Та зашептала что-то на якобы хызрырском языке.
— Вот и все, сглаз сняли, красоту вернули. — Усоньша Виевна вздохнула и, чувствуя, что лютая злоба, что кипела в ее груди, требует выхода, не удержалась.
— Усоньша Виевна вздохнула и, чувствуя, что лютая злоба, что кипела в ее груди, требует выхода, не удержалась. Она набрала полный рот слюны и выплюнула ее на лоб Елены Прекрасной. — Это для закрепления, вытрешь, когда уйду, — сказала она и, злобно ухмыляясь, направилась к выходу.
Когда, услышав скрип двери, Потап вскочил и кинулся навстречу царице, то ее лицо ничем не выдало недавних страстей, а ведь Усоньша едва сдержалась, чтобы не свернуть Елене Прекрасной шею.
— Припадок у твоей жены был, — ответила она на обеспокоенно-вопрошающий взгляд воеводы. — Нервенный припадок. Ей сейчас перечить ни в чем нельзя. Что бы ни сказала, соглашайся. Запомнил?
— Да, матушка царица! — вскричал Потап и, оттолкнув поддельную Кызыму, кинулся в опочивальню.
— Я красивая? — всхлипнула Елена, увидев мужа.
— Очень, Еленушка, — ответил Потап, недоумевая этому вопросу.
Царевна вскочила с постели и, на бегу утирая плевок, бросилась к зеркалу. Отражение было привычным, таким, какое она обычно видела, заглядывая в зеркало раз по десять на дню. Елена радостно рассмеялась, но вдруг ее лицо омрачилось. Она резко обернулась к супругу и с подозрением посмотрела на него.
— Почему ты мне раньше не говорил, какая я страшная? Я ведь такая уродина была!
Потап ошарашенно смотрел на супругу. Он не знал, что ей ответить, но вовремя вспомнил наказ царицы — ни в чем не перечить жене.
— Ну была, — пробормотал воевода.
И рад бы был Потап посидеть рядом с женой, за руку белую ее подержать, да дела государственные отвлекли. Прибежали дружинники и доложили о деле невиданном и никогда ранее не слыханном. В Городище, оказывается, гость редкий пожаловал — лесной хозяин из чащобы вылез, чтобы жалобу царю Вавиле самолично доставить.