— Это чьего же рта? — только и вымолвил царь-батюшка.
— Невестиного, — ответил жених, совершенно бессовестно поблескивая наглыми глазами.
— Смотрю, женитьба для тебя — дело прибыльное! — воскликнул царь.
— Так я и говорю, что черта национальная! Называется черта эта так: голь на выдумки хитра! — ответил жених, опрокидываясь на голову и снова вскакивая на ноги.
При этом он такие коленца выкидывал, что царь поневоле задумался — уж не припадочный ли?
— Велика выгода! — воскликнул купец Садко, вскакивая с места. — От такой выгоды без штанов останешься да по миру побираться пойдешь!
— Дело говоришь, Садко, — поддержал его Вавила, — упаси Род от такой родни! А зачем тебе дочка моя понадобилась?
— А затем, — ответил чернявый жених, — что провели мы исследование маркетинговое, так царевна Мариам самой выгодной оказалась.
Коэффициент полезного действия выше всех, и рентабельности премного в браке с ней. Потому плати, папа, за проезд до материка Африканского и содержание мой жены будущей да детей, какие вскорости народятся. Я все учел — и питание, и образование, и одежду. Дети быстро растут.
— Ну ты о детках погоди речь вести, — сказал Садко. — Тут вот у меня расписочка имеется, по которой проценты большие накапали.
— Какая расписочка? — заволновался жених да спиной к выходу затанцевал. — Не знаю никакой расписочки!
— Ну как же, помнится, попал ты в службу охранную за мошенничество брачное да в каталажку угодил. А брат твой денег у меня занял, чтобы залог внести. А заем тот грамотой на права царские обеспечил. Долг не отдал, так что теперь царем-то я буду! И только то, что страна ваша в нищете да долгах погрязла, меня останавливает царство принять. — Садко вспомнил наконец, где он этого прощелыгу видел. Повернулся купец к царю-батюшке и говорит: — Знаю я их царства! Десять шалашей в круг поставят, у кого шалаш крупнее — тот и царь. Слышь, ты, — он грозно взглянул на жениха, — царек племенной африканский, может, должок-то вернешь?
— Да отдам без вопросов, — задергался царек и еще ближе к выходу протанцевал. — Вот женюсь на дочке царской, до казны доберусь — и рассчитаюсь!
— Вот что, Тумба Бумба… или как там тебя?! — Царь Вавила с трона встал, чтобы слово свое царское сказать. — Ты, конечно, негра видная, но нам в хозяйстве без надобности! Танцуй-ка восвояси!
Брачный аферист не стал ждать, пока ему по шее дадут, и выскочил за дверь. И выставлять не пришлось — сам сбежал, да так быстро, что только его и видели. Потап только крякнул досадливо — очень уж ему хотелось по примеру Ивана-дурака размяться. Рад был бы воевода напряжение снять, хоть на кого-то негативные эмоции выплеснуть. А негативу было отчего скопиться — следующей Елену Прекрасную сватать должны.
Тут Садко встал, Марью Искусницу за руку взял и к Вавиле подвел. Поклонились они царю, и промолвил купец:
— Прошу руки царевниной на веки вечные! И рентабельности мне ее не надобно, своей хватает!
И тут Вавила-царь противиться не стал, благословил молодых.
К младшей царевне принц французский сватался. Вошел что цапля, ногами переставляя да задом из стороны в сторону, вихляясь. Разнаряжен француз был прямо как павлин. Кафтан на нем длинный, двумя хвостами сзади расходится, разукрашенный вышивкой и драгоценными каменьями. Сорочка разве что бабе подошла бы — вся в кружевных манжетах да воротниках, с завязками и бантиками. Портки и вовсе срамные — и ноги тощие, и хозяйство мужское облепили. Потап на это презрительно хмыкнул — было бы чего там обтягивать!
А принц французский вдруг запрыгал, как журавль, подрыгивая ногами да извиваясь в поклонах. И давай так к трону царскому подскакивать. Вавила с ногами на трон влез, испугался — а ну как ноги отдавит? И было чего опасаться — сапоги у принца были странные, на женские похожи, с каблуками высокими и тонкими, как шпильки Еленины, а на длинном носке огромные банты прилеплены. А как разогнулся после прыжков жених, так еще больше все удивились. И было отчего! Лицо у принца французского что у красной девицы набелено да нарумянено, губы напомажены, а волосы зачем-то мукой посыпаны. И прическа больше бабе к лицу — косица заплетена и торчком стоит, да бант в косице той покачивается.
— Еще один гомес, — проворчал воевода Потап тихо, но так, чтобы все слышали.
— Еще один гомес, — проворчал воевода Потап тихо, но так, чтобы все слышали.
— И не говори, — вздохнул Вавила, соглашаясь с ним, — что ни иностранец — то педро законченный. А чего это он так скакал передо мной?
— Манерность свою показывал, — ответила отцу Елена Прекрасная, которая имела большую компетентность в политесе.
— Вот как? — Царь хотел опустить ноги с трона, но посмотрел на жениха и передумал. — А я было решил, что у них, как у тетеревов, брачный танец в обычае исполнять.
Царевна во все глаза рассматривала наряд принца, модные фасоны запоминала. А жених на невесту и вовсе не взглянул. Подскочил к нему брадобрей, какие в заграницах цирюльниками называются, и давай расческой да ножничками вокруг напудренной прически порхать. А принц знай себе в зеркальце смотрится — собой любуется.
— Значит, ты о красоте моей младшей дочери прослышал и решил жисть свою красотой ее украсить? — спросил Вавила, видя, что жених так самолюбованием увлекся, что забыл, зачем в Лукоморье пожаловал.