— Ты с ней наплачешься, — предупредил друга Леший, — она с таким дружелюбием рога тебе подсуропит знатные, что у оленя благородной породы, какие в Аглии водятся.
— В Аглии, говоришь? — переспросил Водяной. — Ну ежели олень тот аглицкий, то я и на рога согласен. Лучше благородным оленем рогатым быть, чем козлом безрогим провинциальным.
— А кто ты есть?! — вспылил Леший. — Козел безрогий провинциальный и есть!
— Нет, брат, ты определись — безрогий я или рогатый! — Водяной встал и грудь выпятил.
— Э-эх, дурень ты, — проворчал Леший и сплюнул. — И что тебе все заграничное глаза застит? Получается, ежели из стран далеких прибыло, то ты это кушать будешь?
— Конечно, — согласился Водяной.
— А ежели то кушанье хуже навозу медвежьего будет и совсем несъедобное?
— У иноземцев плохого нет, — сказал, что отрезал, Водяной, не давая разрушить свою веру. — У иноземцев все лучше нашего!
Леший только руками развел. На том пир свадебный и кончился.
Нимфушка ни слова не понимала по-лукоморски, но это не мешало ей лопотать, не умолкая ни на минутку.
— У меня в реках и осетры водятся знатные, и стерлядь. — Водяной расписывал хозяйственные достижения, пребывая в романтическом настроении. — И жемчугов речных немерено, и других богатств.
Но Нимфу Италийскую богатства жениха вовсе не интересовали. Она схватила Водяного за уши, впилась жадными губами в его губы да так за собой на дно озерное и увлекла. Водяной от этого напора растерялся до такой степени, что даже сопротивления не оказал — только хвостом по воде раз-другой плеснул.
А Леший после пира в лесную берлогу направился. Дома он посмотрел на супругу новым взглядом, сравнил ее с любвеобильной Нимфой — и пересмотрел свое отношение к жене. Родной ему Лешачиха показалась, верной, как лебедь. О том, что на такую страхолюдину никто и не позарится, Леший как-то и не вспомнил. И характеру своей половины — склочному да тяжелому — порадовался. Подумал он, что это в любом случае лучше, чем дружелюбие на кого попало распространять, как то Нимфа Италийская делает. Может, у них в Италиях и заведено так, но здесь нравы дремучие царят, лукоморские, рассуждал лесной хозяин. И у одной бабы — какой бы породы она ни была — один мужчина должон быть! С такими мыслями Леший лег спать, сразу же после того, как Лешачиха закатила ему скандал за долгую отлучку и возвращение домой в нетрезвом виде.
Предутренние часы самые тихие, сон в такое время крепче крепкого. Только Василисе не спалось. Все ворочалась, то и дело открывая глаза: не проспать бы. И поэтому, как темнота отступать стала, растолкала она Марью. Марья Искусница мигом глаза открыла и вскочила с постельки. Укрепили царевны веревочную лестницу, в окно ее опустили, переживая, достаточно ли длинна она. Но лестница размоталась до самой земли. Сестры осторожно вылезли из окна, спустились вниз. Отчаянные они были, страху совсем не ведали, что, учитывая полученное воспитание, было неудивительно. А если уж совсем откровенно сказать, то никакому воспитанию их вовсе не подвергали, а потому в исполнении своих желаний они не знали границ.
Подхватили царевны чучело, наряженное в платье младшей сестры, и тихонько пошли по улице к крепостной стене. Уже совсем близко к околице были, как вдруг услышали крик:
— Стойте, меня забыли!
Оглянулись царевны и увидели, что за ними, путаясь в юбках, бежит младшая сестра.
— Вот дура-то, — прошептала Василиса. — Так она все Городище перебудит!
— И когда она все эти юбки на себя нацепить успела? — удивилась Марья, наблюдая, как Елена Прекрасная с трудом удерживает собранные в гармошку подолы на китовом усе и тяжелый шлейф. — И ведь наверняка макияжу на лицо пару пудов намазала за такое ограниченное время!
— Точно, — кивнула старшая сестра, приглядываясь в рассветных лучах к бегущей Елене. — Будто не ловить змея поганого собралась, а на свидании с ним миловаться!
Не хотели они Елену Прекрасную с собой брать но деваться было некуда. Так и пошли втроем в чистое поле, направляясь к лесу, где на самой опушке притулилась изба богатыря Выпей Море.
Избенка та была совсем старой, покосившейся. Храп в избе такой стоял, что диву даться можно — как домишко по бревнышкам не развалился?
Богатырь Выпей Море был ленив, как кастрированный кот, и с места вставал, только когда жажда его одолевала. Тогда он кое-как раскачивался, с постели вставал и шел в Городище, к царскому терему. Там он Марью Искусницу дожидался, клянчил у нее меду хмельного, либо сурицы, либо на худой конец пива бочонок. А на другой день, когда мед из организма начинал выходить, снова к Марье шел — на этот случай ему квас требовался либо сбитень. Выпить мог богатырь очень много, отсюда и прозвище — Выпей Море.
— Богатырь, вставай, дело есть, — позвала Василиса, стуча в закрытые ставни.
— Какие могут быть дела в такую рань? — ответил лентяй.
— Важные дела, твоего присутствия требующие, — сказала старшая царевна.
— Для меня важно, чтобы в животе было сыто, — проворчал Выпей Море и снова захрапел.
— Квасу больше не дам, — веско заметила Марья.
— Так бы сразу и сказали, что шантаж, — недовольно буркнул богатырь, но из избы вышел. — А то дела, дела…