— Если возьмем температуру плавления стали тысяча четыреста градусов, то от двух до пяти минут.
— А потом сгорит?
— Нет, ну что ты! Только расплавится. Но тебя это не должно волновать — перед этим ткань перестанет отводить тепло, и ты испечешься, как курица в фольге.
— Мне должно хватить двух минут, — пробормотал я, отгоняя видение печеного Виктора Фокса с яблоком во рту.
— Перед тем как войти в рабочую зону, сделай глубокий вдох и надень маску. Дышать в ней нельзя — я не стал делать отверстия для дыхания, потому что воздух вокруг тебя все равно сразу сгорит.
— А дыхательный аппарат…
— Не нужен он тебе, — отрезал Профессор. — На пару минут дыхание задержать даже я способен. А если ты пробудешь в огне дольше, аппарат тебе не поможет.
Я вздохнул. Либо испекусь, либо задохнусь — какое богатство выбора!
— Все понятно?
— Да. Спасибо, Проф! Вот деньги.
Я достал пачку банкнот. На балахон ушла большая часть остававшихся на счету конторы денег.
Я достал пачку банкнот. На балахон ушла большая часть остававшихся на счету конторы денег. Ну да ничего, если он убережет меня от «адского полога», то я впишу его в счет Ивору. А если не убережет, то мне будет уже по фигу. Сделаю напоследок Алексу гадость!
Утешив себя этими соображениями, я аккуратно свернул металлическую ткань и спрятал в рюкзак.
Что ж, пора приступать к операции.
Ретроспектива
1485 год, Испания, Сарагоса
— А и то сказать, сеньор, вот где у меня эти мараны! — Лавочник с силой постучал ребром ладони по мясистому загривку, на котором и верно смогло бы усесться целое семейство. — Обнаглели как… как… обнаглевшие наглецы!
Агате проблемы местной общины маранов — так презрительно называли в здешних местах крещеных евреев — были малоинтересны. Но она на всякий случай покивала и пробурчала что-то невнятно-одобрительное. Иногда в потоке мутных жалоб на погоду, дела, детей, жену, маранов, морисков, городскую стражу, город, страну и несправедливое мироустройство в целом проскальзывали серебряной рыбкой интересные слухи. И тут уж нужно было подобно терпеливому рыбаку не упустить улов.
— Вот вы, сеньор, ведь сами-то посудите, — продолжал ободренный лавочник. — Как же это так получается, что у них лавки и у меня лавка, да только они жируют, а я еле концы с концами свожу?! Нечисто тут, сеньор, как хотите, а нечисто. Вот возьмется за них сеньор инквизитор…
Лоснящаяся круглая физиономия лавочника наводила на мысль, что еле-еле он сводит концы пояса на штанах. Агата и сама предпочла бы покупать еду в лавочке сеньора Кириана — там, по крайней мере, прилавок ежедневно мыли со скребком, а товар был куда свежее. Увы, там невозможно было разжиться свежими сплетнями — мараны вели себя замкнуто и с чужаками не очень-то откровенничали.
В том, что инквизиторы рано или поздно возьмутся за маранов, Агата не сомневалась. Тот же лавочник наверняка уже посетил отца Арбуэ с приватным разговором. А говоря по-простому — с доносом на конкурентов. Сеньору же инквизитору только и нужен повод. Впрочем, и другие добрые горожане не уставали наушничать, обвиняя соседей, знакомых и даже родных в ереси, колдовстве и прочих грехах. Агата жила в Сарагосе уже почти год, но до сих пор не могла понять, откуда в этих людях столько ненависти друг к другу. Может быть, потому, что их здесь так много?
Сама Агата со дня на день ожидала, что на нее донесут. Легенда, под которой она поселилась в Сарагосе, была вполне обыденной: юный наследник бедного дворянского рода пытал счастья на ратной ниве, но снискал лишь тяжелые ранения, сделавшие невозможной дальнейшую службу. Благодаря небольшой сумме, накопленной из жалованья за время службы, «сеньор Прайя» пытался организовать собственную торговлю вином, ради чего совершал частые поездки по окрестностям. Притирания, которыми она пользовалась, делали черную кожу светлой — не темнее, чем у многих испанцев. Но вот овал лица, пухлые губы и особенно глаза выдавали африканскую кровь. Пока удавалось отговориться далекими предками, но кто-нибудь рано или поздно наверняка заподозрит в ней шпиона мавров.
В том, что при необходимости она сумеет отбиться и сбежать, ведьма не сомневалась. Но покидать Сарагосу именно сейчас ей было никак нельзя. Она уверенно шла по следу Теодора (вернее, по следу украденного кинжала) через всю Португалию и часть Испании, но в большом городе монах легко затерялся. Агата не верила, что Теодор почувствовал слежку. Судя по маршруту, именно Сарагоса с самого начала была его целью. Здесь голодный голос кинжала стих. Вряд ли монах так долго вез могущественный артефакт повелителей просто для того, чтобы уничтожить.
А значит, кинжал кормили .
Попрощавшись с лавочником, Агата привычно захромала в сторону таверны. О том, чтобы случайно не забыть о «ранении», она позаботилась со своеобычной основательностью — подошва одного из башмаков была на палец толще. Со стороны не особо заметно, а волей-неволей захромаешь. В таверну идти не хотелось. К спиртному Агата относилась настороженно, а прокуренный воздух вызывал удушье. Но это тоже была необходимая часть работы — в тавернах всегда самые свежие слухи.