— Ну миленький, ну дорогой мой, потерпи до банкета, тебя же развезет!
Марк, напротив, чувствовал себя как рыба в воде и без устали болтал то с одним гостем, то с другим. Возможно, за период своего домашнего ареста он настолько изголодался по светской жизни, что теперь радовался любому развлечению. Разговаривая с кем-нибудь, он весь обращался в слух: подавался вперед, наклонял голову, чтобы лучше слышать, чуть щурил один глаз. Когда Марк улыбался, его взгляд оставался прикованным к лицу собеседника. Старый как мир приемчик, но действовал он безотказно. Я сам видел, как дама в дорогом черном костюме ласково потрепала Марка по руке. Солидный господин, разговаривая с ним, расхохотался над какой-то его шуткой, а потом растроганно обнял Марка за плечи. Я узнал его, это был известный французский коллекционер.
Где-то около семи в галерее появился Тедди Джайлз в сопровождении Генри Хассеборга. Со времени нашей последней встречи Джайлз сильно переменился: джинсы, кожаный пиджак и никакого грима. С улыбкой кивнув кому — то, он обернулся к своему спутнику.
С улыбкой кивнув кому — то, он обернулся к своему спутнику. Судя по внимательному, серьезному лицу Джайлза, разговор поглощал его целиком. Я забеспокоился, как воспримет появление этой парочки Билл. У меня даже мелькнула шальная мысль, что надо бы встать между ними и Биллом, чтобы он их не заметил, но тут на всю галерею раздался детский вопль:
— Не-е-т, не хочу! Не хочу вылезать! Мамочка, я хочу опять, где луна!
Обернувшись на голос, я увидел перед одной из дверей стоящую на четвереньках женщину, которая увещевала малыша, находившегося внутри.
— Выходи, солнышко, другим тоже хочется посмотреть на луну.
Но ребенок явно не собирался вылезать. За дверцей, где мог поместиться только кто-то очень маленький, действительно находилась луна во всевозможных видах: фотоснимки Луны, Нил Армстронг, делающий первый шаг по лунной поверхности, луна с картины Ван Гога «Звездная ночь», фазы Луны, на которых диск разных степеней ущербности был то белым, то красным, то оранжевым, то желтым, а также еще как минимум пятьдесят вариаций на лунную тему, включая луну, сделанную из сыра, и полумесяц с глазками, носом и ртом. Я как завороженный смотрел на маму, вытаскивающую из-за двери дитя, которое оказалось крошечной девочкой. Дитя упиралось и ревело благим матом. Потом я обернулся, но Хассеборга и Джайлза уже и след простыл. Я заметался по галерее. Проходя мимо мамы с девочкой, которой на вид было не больше двух с половиной лет, я разобрал сквозь плач слова «луна, луна».
— Мы сюда еще раз придем, солнышко, — утешала ее мама, прижимая к груди темную головку. — Мы специально придем к луне в гости.
Наконец я увидел Джайлза и Марка. Они стояли, небрежно привалясь к дверям кабинетика Берни. Марк был значительно выше Джайлза и, разговаривая с ним, вынужден был наклоняться. Какая-то толстуха в шали загораживала мне весь обзор, но, слегка наклонившись вбок, я успел заметить, что Джайлз что-то положил Марку в руку. Марк проворно сунул это «что-то» в карман и весело улыбнулся.
«Наркотики!» — подумал я и пошел к ним, уже не таясь.
Марк поднял голову. Увидев меня, он просветлел, вытащил руку из кармана и протянул мне раскрытую ладонь:
— Дядя Лео, смотрите, что Тедди мне подарил. Это носила его мама.
На ладони лежал маленький круглый медальон. Марк раскрыл его, и я увидел две вставленные внутрь фотографии.
— Это я, — пояснил Джайлз. — На одном снимке мне девять месяцев, на другом пять лет. Позвольте, я представлюсь, мы уже встречались, но это было давно. Возможно, вы меня не помните. Теодор Джайлз.
Он протянул мне руку. Я ее пожал. Рука у Джайлза оказалась сильная.
— Пора, — деловито сказал он. — Сегодня вечером меня ждут еще в одном месте. Приятно было повидать вас, профессор Герцберг, убежден, нам еще встречаться и встречаться.
С этими словами он двинулся к выходу твердой и уверенной поступью. Я ошарашенно уставился на Марка. Резкая перемена в поведении Джайлза, слащавый сувенирчик в виде медальона и парочки собственных детских фотографий, преподнесенный Марку на память, невесть зачем воскресшая матушка, не то проститутка, не то официантка, не то еще черт знает кто, — все смешалось в моей голове в такую кашу, что я уже вообще ничего не понимал.
Марк участливо улыбнулся:
— Что с вами, дядя Лео?
— Это же другой человек! — выдохнул я.
— А что я вам говорил? В тот раз он просто прикалывался. Это игра, понимаете? А вот сейчас вы увидели его настоящего.
Марк умиленно рассматривал лежавший на ладони медальон:
— Мне в жизни ничего такого не дарили! Все-таки славный он, правда?
Он потупился и помолчал немного, потом заговорил снова:
— Я вот что подумал, дядя Лео, мне запрещено выходить из дому, но, может, мне все-таки позволят навещать вас по субботам и воскресеньям, как прежде?
Он еще ниже опустил голову.
— Ну, правда, дядя Лео, я очень без вас скучаю. Может, все-таки… Для этого ведь не нужно даже из дома выходить. Вот если бы мы с вместе попросили папу и Вайолет…
Он нахмурился и прикусил губу.
— Как вы думаете, получится?
— Можно попробовать, — сказал я.