Что я любил

— А ты в этом не уверен?

— Мы их видели вместе, — сказала Пинки.

— В «Лаймлайте». В прошлый вторник.

Еще один мощный вздох, и Ласло решительно продолжал:

— Не хотел я говорить Биллу, но, боюсь, придется. Парню совсем крышу снесло.

Пинки перегнулась ко мне через стол: — Даже если Джайлз тут ни при чем, в нем все равно есть что-то ужасно мерзкое. Я видела его всего один раз. Тут дело не в гриме и не в костюме. У него глаза такие.

Уходя, Ласло сунул мне в руку конверт. Я успел привыкнуть к этим прощальным сюрпризам. Билл их тоже получал. Обычно конверт заключал в себе некую цитату, над которой полагалось поразмыслить на досуге.

Я успел привыкнуть к этим прощальным сюрпризам. Билл их тоже получал. Обычно конверт заключал в себе некую цитату, над которой полагалось поразмыслить на досуге. Мне уже перепал образчик хандры от Томаса Бернхарда: «Веласкес, Рембрандт, Джорджоне, Бах, Гендель, Моцарт, Гете… Паскаль, Вольтер — какое скопище напыщенных уродств!» — а также цитата из Филипа Гастона, которая мне особенно полюбилась: «Трудней всего на свете — знать и знать, как не знать». Когда я вечером открыл конверт, в нем лежал листок с напечатанной фразой, принадлежавшей Герману Броху: «Китч всегда стремится найти прибежище в рациональности».

Но можно ли было считать умерщвленных кошек формой китча? По ходу размышлений один предмет сменялся другим: жертвоприношения, великая цепь бытия, современные скотобойни и, наконец, домашние любимцы.

В детстве у Марка были белые мыши, морские свинки и волнистый попугайчик по имени Пиппи. Однажды он угодил головкой под опускающуюся дверцу клетки. От перелома шеи попугай умер. Помню, как вечером того дня Марк и Мэт устроили погребальное шествие. Они маршировали по нашей квартире с коробкой из-под обуви, где лежал окоченевший птичий трупик, и пели единственную приличествующую случаю песню, которая была им на тот момент известна и могла сойти за похоронный марш — спиричуэл про небесную колесницу, Swing Low Sweet Chariot.

Когда после работы Марк вернулся домой, я не смог заставить себя расспросить его ни про Джайлза, ни про кошек. Мы сели ужинать, но у него за день накопилось такое количество новостей и он столько хотел мне рассказать, что мне снова не представилось случая заговорить с ним о том, что я узнал от Ласло.

Оказывается, утром Марк участвовал в установке увеличенного детского рисунка, который ему нравился больше всех. Это был автопортрет шестилетней девчушки из Бронкса. Она изобразила себя с любимой черепахой, удивительно смахивающей на динозавра. Днем Хесус, приятель Марка, упал со стремянки, но, по счастью, не на землю, а на кипу парусиновых полотнищ, сложенных внизу. Перед тем как уйти на всю ночь, Марк отправился в ванную, и я услышал, как он там насвистывает. На столе лежал листок бумаги с телефонным номером и именем: «Аллисон Фредерике, 677-84-51».

— Если понадоблюсь, дядя Лео, вы позвоните, я буду у Аллисон, — сказал он.

После того как за ним закрылась дверь, у меня внутри зашевелились смутные подозрения. Я пробовал включить Берлиоза в исполнении Дженет Бейкер, но музыка не могла унять беспокойства, теснившего мне грудь. Я не сводил глаз с лежавшего на столе листка, где Марк написал имя и телефон. После двадцати минут колебаний я решил позвонить. Мне ответил мужской голос:

— Алло!

— Будьте добры Марка Векслера, — попросил я.

— Кого? — не понял мужчина.

— Марка Векслера, друга Аллисон.

— Нет здесь никакой Аллисон, — буркнул голос.

Я снова перевел глаза на листок с номером. Может, ошибка при наборе? Я набрал еще раз, тщательно нажимая каждую цифру. Мне ответил все тот же голос, и я повесил трубку.

На следующее утро я без обиняков спросил Марка, что все это значит. Он растерянно полез в карман штанов, нашарил там клочок бумаги с телефонным номером и положил его на стол рядом с давешним листочком. Лицо его прояснилось.

— Я все понял, — весело сказал он. — Смотрите, дядя Лео, я случайно перепутал вот эти две цифры. Надо было написать «сорок восемь», а у меня получилось «восемьдесят четыре». Спешил, наверное. Вы меня простите, бога ради!

Глядя на его простодушную мордаху, я почувствовал себя полным идиотом и, уже не таясь, выложил, что переполошился из-за того, что Ласло видел их с Джайлзом в клубе, и из-за всего этого кошачьего кошмара.

— Господи, дядя Лео, ну что же вы сразу не сказали, я бы вам все объяснил.

— Господи, дядя Лео, ну что же вы сразу не сказали, я бы вам все объяснил. Я был в клубе с друзьями, а с Тедди мы случайно встретились, мы ведь теперь почти не видимся. Но я вам одно могу точно сказать. Конечно, Тедди любит подразнить людей, что есть, то есть. Но на самом деле он и мухи не обидит. В буквальном смысле слова. Я сам видел, как он у себя в квартире ловит мух и потом выносит их на улицу, вот так, чтобы выпустить.

Для убедительности Марк сложил ладони ковшиком.

— А эти кошки бедные, — вздохнул он. — Я как подумаю про них, меня прямо мутит. Знаете, у нас дома, в Принстоне, живут две кошки, Мирабель и Эсмеральда. Я их обожаю.

— Возможно, эти слухи поползли по городу, потому что в работах Джайлза так много насилия.

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160