— Я помню тот день, когда нож пропал, — размышляла вслух Вайолет. — И я помню, какое это было горе для Мэта. А рассказал мне об этом Марк.
А рассказал мне об этом Марк. Да, Лео, Марк, и он очень переживал, что нож пропал, очень убивался, очень жалел Мэта. Рассказал, как он всюду искал его.
Вайолет смотрела перед собой расширенными глазами, голос ее дрожал:
— Марку тогда было одиннадцать лет. Всего одиннадцать. Ты понимаешь, Лео, ведь самое страшное — не то, что он украл и не сознался. Страшнее всего эта имитация сочувствия, такая изощренная, такая правдоподобная, такая искренняя.
Я сунул нож в карман. Я слышал, что говорит Вайолет, понимал каждое слово, но не знал, как на них реагировать, и вместо того, чтобы ответить хоть что-нибудь, стоял не шевелясь, уперши глаза в стену. Так прошло несколько секунд, и вдруг я подумал об игрушечной машинке на автопортрете Билла — о желтом автомобильчике, который он вложил в руку Вайолет, когда писал ее. Между машинкой и ножом Мэта существовала какая-то связь, и ее я силился сформулировать. В голове крутилось слово «залог», хотя это было не совсем то. Написанную на холсте машинку и настоящий ножик роднила идея подмены настоящего вымышленным, но ни автомобили, ни ножи тут явно ни при чем… Нож Мэта и машинка на картине были равно неосязаемы, их не существовало на самом деле. И не важно, что я мог сунуть руку в карман брюк и вытащить нож на свет божий, его все равно не было. Темные желания и тайны одного мальчишки привели к тому, что щелкнул какой-то тумблер, и нож, который я подарил Мэту в день его одиннадцатилетия, перестал существовать. На его месте было что-то другое, злая насмешка, точная копия; и как только я об этом подумал, цепь моих рассуждений замкнулась. Двойник этого ножа находился на картине, которую отдал мне Билл. Мэт сам его нарисовал. Он отправил своего Привидения на крышу с его ворованным трофеем, и свет луны падал ему на пустое лицо и раскрытые лезвия ножа, который он сжимал в руке.
Рассказав Вайолет про свой визит к Тини и поход в редакцию «Расколотого мира», я спустился к себе. Оставшуюся часть вечера я провел один. Мне долго не удавалось найти для ножа место в моем заветном ящике, и в конце концов я решил засунуть его как можно глубже, отдельно от всех остальных предметов. Закрыв ящик, я понял, что в результате только окреп в своей решимости. Теперь мне нужно было не просто найти Марка, я хотел большего — разоблачения. Я хотел, чтобы на этом пустом лице проступили отсутствующие черты.
Через пару часов после того, как Вайолет ушла в мастерскую Билла, я стоял перед входной дверью дома номер 21 по Франклин-стрит и нажимал на кнопку звонка против таблички: «Т.Д./С.М.». К моему изумлению, меня тут же впустили. Стальная дверь на пятом этаже приоткрылась. На пороге квартиры Джайлза стоял мускулистый коротыш в одних трусах. Когда дверь открылась полностью, я увидел его рельефные загорелые мышцы во всех возможных ракурсах. Я также увидел себя, потому что все четыре стены холла были зеркальными.
— Мне нужно поговорить с Тедди Джайлзом.
— Так он спит!
— У меня срочное дело.
Паренек повернулся, открыл зеркальную панель, за которой оказалась дверь, и исчез. Справа находилась большая комната с оранжевым диваном гигантских размеров и двумя объемистыми креслами — бирюзовым и фиолетовым. Все вокруг было новеньким: полы, стены, светильники. Я вдруг подумал, что выражение «быстрые деньги» здесь неуместно. Весь этот антураж был порождением денег мгновенных, когда несколько выгодных продаж превращались в недвижимость с такой скоростью, что у агентов, адвокатов, дизайнера и подрядчиков, наверное, дух захватывало. В квартире стоял запах табачного дыма и помойки. На полу валялись несколько пар женских туфель и розовый свитер. Книг в комнате не было вообще, зато я увидел сотни глянцевых журналов. Тут были и альманахи по искусству, и модные журналы. Они высокими стопками громоздились на столике перед диваном или лежали на полу. У многих страницы были заложены розовыми и желтыми бумажками.
У многих страницы были заложены розовыми и желтыми бумажками. На торцевой стене висели три огромных фотографии Джайлза. На одной он в мужском костюме танцевал с красоткой, чем-то похожей на Лану Тернер в фильме «Почтальон всегда звонит дважды». На другой он был уже в женском обличье и позировал в кокетливом белокуром парике и серебряном вечернем платье, плотно обтягивавшем накладные бедра и грудь. Третий снимок, очевидно, был сделан с помощью компьютера, так как Джайлз на нем представал разъятым на куски. Он вгрызался зубами в собственную отрезанную руку. Пока я изучал уже ставшие знакомыми сюжеты, из-за зеркальной двери в гостиной появился Джайлз. На нем было красное шелковое кимоно, судя по всему настоящее, японское. Шелест плотного шелка сопровождал каждый его шаг.
— Профессор Герцберг, какая честь! Чем обязан?
И прежде чем я успел ответить, он предложил, любезно улыбаясь:
— Присаживайтесь.
Его рука широким жестом обвела гостиную. Я выбрал бирюзовое кресло и опустился в него, попытавшись было облокотиться на спинку, но размеры кресла были таковы, что при этом мне пришлось бы принять практически горизонтальное положение, так что я почел за лучшее сидеть на краешке.