Как тысячи ему подобных, Элвин достиг самого дна пропасти, а потом вдруг решил переломить судьбу. О его прошлом я ничего не знал, но зато Марк засыпал нас с Вайолет историями о прошлом других людей, с которыми познакомился в Хейзелдене. Жуткие рассказы о безнадежной зависимости, которая порождала ложь, распущенность, предательство и даже насилие. За каждой такой историей стояло имя: Мария, Джон, Энджел, Ханс, Марико, Дебора. Марка эти истории явно волновали, но ему были интересны не столько люди, сколько страшные подробности того, что с ними происходило. Возможно, в их поступках он как в зеркале находил черты собственного падения.
Вайолет надеялась, что все еще наладится. Марк каждый день ходил на свои собрания, беседовал с Элвином, устроился на работу — его взяли помощником официанта в ресторан на Гранд-стрит. Следуя «двенадцати шагам», Вайолет отказалась от любых наказаний. Она просто объявила Марку без обиняков, что он останется в ее доме, только если «завяжет». Никаких наркотиков.
Как-то в середине месяца я услышал звонок в дверь. Было около одиннадцати ночи, я уже лег, но еще не спал. Отворив, я увидел на пороге Марка. Я пригласил его зайти, он прошел в гостиную, но на диван садиться не стал. Сначала он смотрел на портрет Вайолет, потом на меня, потом на свои кроссовки и наконец сказал:
— Простите меня. Я виноват перед вами, простите.
Я не сводил с него глаз и машинально затягивал пояс халата потуже, словно мне это помогало держать себя в руках.
— Это все наркотики, — продолжал Марк. — Я тогда был не я, но я все равно виноват.
Я молча слушал.
— Понимаете, я должен попросить у вас прощения. Если вы не можете простить — не надо, но попросить я должен. Это один из «двенадцати шагов».
Я кивнул.
Лицо Марка дернулось. Господи, ему же всего девятнадцать лет, пронеслось у меня в голове.
— Я хочу, чтобы все стало по-другому, не так, как раньше.
Тут он впервые посмотрел мне в глаза.
— Вы же всегда ко мне хорошо относились. Мы так здорово с вами разговаривали.
— Я теперь не знаю, как относиться к этим разговорам. После твоей лжи…
Марк не дал мне договорить.
— Я все понимаю, но я теперь другой человек, — произнес он со стоном. — Есть такие вещи, про которые я вообще никому не говорил, только вам. И когда я их вам говорил, я говорил правду.
В его голосе нарастало отчаяние, рвавшееся из самой груди. Это был какой-то новый звук, которого я прежде от него не слышал. Я нерешительно тронул его за плечо:
— Но у тебя же есть возможность все изменить и начать жить по-другому. Я верю, ты сможешь.
Он придвинулся чуть ближе, заглянул мне в глаза и глубоко вздохнул. Было видно, что с души у него свалился огромный камень. Потом он распахнул руки для объятий и умоляюще произнес:
— Дядя Лео…
После минутных колебаний сердце мое дрогнуло. Марк уткнулся головой мне в плечо. Его руки обнимали меня с такой силой, с такой горячностью, на которую был способен только один человек — его отец.
Рано утром второго декабря Марк исчез. В этот же день Вайолет получила письмо от Деборы, девушки, которая очень привязалась к ним с Марком в лечебнице. Было около полуночи, когда Вайолет принесла мне это письмо. Она прошла в гостиную, опустилась на диван и раскрыла конверт.
Дорогая Вайолет, — начала она читать вслух. — Я решила написать Вам, потому что хочу, чтобы Вы знали, что со мной все в порядке. Трудно, конечно, не пить, каждый день тянет, и все такое, но я стараюсь, и мама очень мне помогает. После семейных собраний в клинике, когда мы с ней поговорили, она уже так на меня не орет, потому что знает, как мне от этого плохо. Если уж совсем невмоготу, я вспоминаю ту ночь в Хейзелдене, когда я в первый раз услыхала голоса небесные.
Если уж совсем невмоготу, я вспоминаю ту ночь в Хейзелдене, когда я в первый раз услыхала голоса небесные. Они мне сказали, что я Божье создание и что Господь меня за одно это уже любит, так что я больше не Дебби. Некоторые, конечно, считают, что я чокнулась, но я еще на семейном собрании поняла, что Вы так не думаете. Вы меня понимаете. Я слышала, как они поют, и теперь должна стать Деборой. Вы замечательная, Марку повезло, что Вы у него есть, хоть он Вам и не родной. Он мне рассказывал, как Вы с ним возились, когда у него была ломка, как его колотило и рвало, пока Вы в Миннесоту не приехали. Жалко, что рядом со мной такого человека никогда не было. Я всех прошу за меня помолиться, надеюсь, что Вы тоже за меня помолитесь.
Счастливого вам Рождества, и пусть в новом году все будет замечательно. Целую вас крепко-крепко,
Ваша Дебора. Е S. На следующей неделе мне снимают гипс.
Вайолет дочитала последнюю строчку, опустила листок на колени и посмотрела на меня.
— Ты мне никогда не говорила, что у Марка была ломка.
— Конечно не говорила, потому что никакой ломки у него не было.
— Почему же тогда эта Дебора пишет, что была?
— Потому что он ей сказал, что у него была ломка.
— Зачем?
— Чтобы быть как все. Понимаешь, Марк принимал наркотики, но наркомании, то есть физической зависимости, у него не было. Возможно, он подумал, что и вранье и кражи будет легче объяснить, если сказать, что ты наркоман.