Не глядя на меня, девушка отрицательно помотала головой и поплелась к своим приятелям. Я стоял в парадном и смотрел ей вслед. Ее шатало то вправо, то влево, и так, зигзагами, она удалялась в глубь квартала, маленькое создание с ремешками вокруг лодыжек и болтающимися за спиной крыльями, которые, увы, ей не суждено было расправить, чтобы взлететь.
На следующее утро после долгих колебаний я решил позвонить Биллу. Все случившееся накануне произвело на меня тягостное впечатление. В свои шестнадцать лет Марк пользовался неограниченной свободой, и мне всерьез казалось, что Вайолет с Биллом по части вседозволенности явно перегибали палку. Но выяснилось, что Билл понятия не имел о том, что Марк в Нью-Йорке. Он ждал сына из Принстона только днем и был уверен, что сейчас он у матери. Люсиль в свою очередь полагала, что Марк в Принстоне и просто ночует у одноклассника. Когда после обеда Марк наконец приехал на Грин-стрит, Билл позвонил мне и попросил подняться.
Пока Билл и Вайолет уличали Марка во лжи, он сидел не поднимая глаз. По его словам, произошла «лажа». Он никого не обманывал и собирался ночевать у Джейка, а когда Джейк решил вечером поехать в Нью-Йорк, к приятелю, Марк тоже поехал. Билл хотел выяснить, куда же прошлой ночью подевался Джейк, ведь на лестнице его не было. Оказывается, у него своя компания, Марк их не знает. Тогда Билл заявил сыну, что лгать нельзя, потому что лгуну веры нет. Марк бил себя в грудь и говорил, что он не врет, что все его слова — чистая правда. Тут Вайолет произнесла слово «наркотики».
Тут Вайолет произнесла слово «наркотики».
— Я что, дурак? — возмутился Марк. — Как будто я не знаю, что можно подсесть. Нам фильм показывали про героин, такой ужас, вообще. С ума можно сойти. В гробу я все это видел.
— Тини вчера явно была под кайфом, — заметил я. — И того, бледного, всего колотило.
— Ну мало ли кто что творит? Я-то тут при чем? — отрезал Марк, глядя мне в глаза. — А Тедди не поэтому колотило. Он художник. Это у него образ такой.
— Что еще за Тедди? — спросил Билл.
— Тедди Джайлз. Пап, ты наверняка о нем слышал. Он устраивает перформансы и делает скульптуры, очень клевые. Их даже покупают. И вообще, он известный, про него, типа, в журналах пишут.
Мне показалось, что по лицу Билла пробежала какая — то тень, но он не сказал ни слова.
— А сколько лет этому Тедди Джайлзу? — спросил я.
— Двадцать один.
Вайолет снова вмешалась в разговор:
— Что тебе понадобилось в квартире у Лео?
— Ничего!
Я не выдержал:
— Марк, но я же сам слышал, как в замке пытались повернуть ключ!
— Это не я, это Тедди. Но я ему ключ не давал. Он просто пытался повернуть ручку двери, потому что думал, что это наша квартира. Он ошибся этажом.
Я пристально посмотрел ему в глаза. Он смотрел в ответ прямо и открыто.
— Послушай, Марк, значит, ты не пользовался вчера моим ключом?
— Нет, — ответил он без малейшего колебания.
— Тогда зачем ты хотел войти в нашу квартиру? — спросила Вайолет. — Всю ночь тебя не было, ты только час назад приехал.
— Хотел взять фотоаппарат.
Билл потер лицо руками.
— Ну, вот что. До конца месяца, пока ты у нас, будешь под замком. Никаких гулянок.
Рот Марка обиженно приоткрылся.
— За что? Что я такого сделал?
Билл устало отмахнулся.
— Ладно, даже если допустить, что ты не лгал нам с матерью, тебе все равно надо заниматься. Если не возьмешься за ум, аттестата тебе не видать, как своих ушей. И еще, — добавил он, — давай-ка верни Лео ключ.
Марк выпятил нижнюю губу и надулся, ну точь-в-точь как разобиженный двухлетний малыш, которому сообщили, что добавки мороженого не предвидится. В этот момент его голова с почти младенческим лицом и рослое, длинное тело настолько не вязались друг с другом, что могло показаться, будто верхняя половина туловища просто отстала от нижней, давно ее перегнавшей.
В следующую субботу, когда Марк пришел ко мне, я не заметил в его настроении кардинальных перемен, хотя он и был подавлен. Зато выкрашенные в зеленый цвет волосы я заметил сразу, но почел за лучшее промолчать. Я решил расспросить его про Джайлза.
— Как поживает твой приятель?
— Тедди? Хорошо.
— Ты, по-моему, говорил, что он художник?
— Да, и, между прочим, известный.
— Неужели?
— У нас все ребята его знают. А сейчас у него галерея и все такое.
— А в каком жанре он работает?
Марк прислонился к притолоке входной двери и зевнул:
— Он режет. Прикольно получается.
— А что он режет?
Марк ухмыльнулся:
— В двух словах не объяснишь.
— В прошлый раз ты сказал, что его колотило, потому что у него образ такой. Это как же прикажешь понимать?
— Ну, он, типа, прикалывается.
— А тот мальчик, он откуда?
— Кто? Я?
— Ну при чем тут ты? Разве ты мальчик? Ты вполне взрослый парень.
Марк расхохотался:
— Да его так зовут — Я.
Марк расхохотался:
— Да его так зовут — Я.
— Что же это за имя такое? Восточное?
— Зачем? Имя как имя. Я, и все. Есть я, нет меня.
— Но это же местоимение. Родители дали ему местоимение вместо имени?
— Да нет, — пожал плечами Марк. — Он сам его себе придумал. И все его так зовут.
— Сколько же ему лет? Двенадцать?
— Девятнадцать.
— Девятнадцать? — недоверчиво переспросил я.
Мы помолчали.