— С картой работать умеешь?
— Немножко…
— Краб, распутай ему верхние конечности. Краб проворно
выполнил приказ, а сам, по врожденному недоверию к человечеству,
устроился сзади, уперев пленному глушитель «Каштана» прямиком в
ямочку меж шеей и затылком.
— Откуда ты пришел?
Ваня-Абдаллах присмотрелся, робко ткнул грязным пальцем:
— Вот отсюда. Там сам Джинн и с ним человек сорок. Остальные
где-то поблизости, с Бадруддином. Только с Бадруддином осталась
обычная пехота, а с Джинном — Каюм, и Аль-Бакр, и оба негра, и
журналюги…
— Это которые? — небрежно спросил майор, впервые о
журналистах слышавший.
— Немец и янкес. И телевизионщик из Риги. Голландец ехал с
Касемом, их позавчера «внутряки» раздолбали где-то в горах, уже
передавали по телевизору, так что журналюг трое осталось…
— Ага, — сказал майор. — Ты, выходит, был с Каюмом?
— Ну говорю же…
— А поскольку с Бадруддином осталась простая пехота, то ты,
будучи в группе Джинна, относишься к чему-то рангом повыше, а?
Пленный охнул от неожиданности. Покривился, пытаясь перевести
все в шутку:
— Приемчики эти ваши… Подлавливаете?
— Да считай, уже подловил… — дружелюбно сказал майор. —
Ладно, без лирики… Значит, человек сорок?
— Ага. Только говорят, назавтра и наш… ихний! отряд опять
разделится…
Товарищ майор, мне поутру надо назад возвращаться, я ж якобы
с агентурой пошел встречаться, с нашей… с ихней…
— Я понял, — кивнул майор. — Не с моей, одним словом…
K`dmn, друг Ванюша, пойдешь назад. Твоя персона меня как-то не
особенно волнует, я о Каюме думаю…
— Да я понимаю! Вы не думайте, я твердо решил… Каюм же
обещал…
— Что-то подсказывает мне, Ванюша, что твой жизненный путь
был крайне путаным и загогулистым… — сказал майор, положил ему
руку на плечо, впился взглядом:
— Я тебя убедительно прошу: не делай его еще путанее, ладно?
А то под землей откопаю… Ты думаешь, Каюм там один?
— Да все я понимаю…
— Вот и ладушки, — кивнул майор, выпрямляясь. — Посиди пока.
Ну, вот так… Теперь у него на шее оказался еще и охранник
лояльного нынче к власти муфтия Мадурова, которого, конечно,
следовало сдать хозяину живым и невредимым во исполнение строгих
инструкций командования.
Впрочем, это проблема из третьестепенных — посидит сопляк
связанным под чутким присмотром, никуда не денется, а его эмоции
никого в данный момент не волнуют…
Есть другая задачка, посерьезнее…
Сообщение Каюма переводилось на простой и понятный язык без
особых непоняток: возможно, уже сегодня ночью к объекту «Амбар»
придет Джинн в сопровождении небольшого количества людей и с
наступлением светлого времени суток некую акцию. Пока не начал,
следует его взять.
Не так уж сложно. Если только это и в самом деле Каюм
сообщает. Если это и в самом деле донесение своего, внедренного, а
не толковая деза с задачей заманить их группу в засаду. Полностью
отбрасывать этой версии нельзя.
Полностью
отбрасывать этой версии нельзя…
Посмотрим правде в глаза: несгибаемых людей нет. Есть предел
физических страданий и есть навыки, позволяющие умельцу подвести
человека к этому пределу, пойти дальше… Чистая физиология, не
более того, и нет тут ущерба для чести и идеалов. Оттого-то и
подрываются на последней гранате те, кто знает в силу своего
сурового ремесла о существовании предела. Не самих пыток боятся, а
того, что перешагнут…
Так Каюм или деза? Не определить. Ни за что. А значит — нужно
рисковать.
Журналисты, о чьем пребывании в банде Джинна никто и не
подозревал… Акция…
Словно головоломка, лежавшая до того бесформенной кучей
деталек, вдруг мгновенно сложилась у него в мозгу.
Предположим, завтра на кортеж муфтия Мадурова будет совершено
нападение группой битых, опытных профессионалов, способных
справиться с этой задачей по высшему классу. Предположим далее,
что один из авторитетных полевых командиров, уже известный
европейскому общественному мнению Джинн-эфенди, вскорости после
этого приведет к месту недавнего сражения журналистов — немца,
янкеса и телевизионщика из Риги. И журналюги своими глазами увидят
на поле боя немало интересного: скажем, подбитый из граника
новейший российский БТР-95. И трупы людей несомненно славянского
облика. И малосекретные, но убедительные документы из штаба
ближайшего военного округа. И орден «За заслуги перед Отечеством»
третьей степени — с мечами и оч-чень интересным, многозначительным
номером. И, возможно, еще немало интригующих сюрпризов…
Позволяющих однозначно сделать вывод: клятые федералы, циники
беззастенчивые, злодейски ликвидировали своего союзника, бедолагу
муфтия, хоть и сами полегли в результате героического
сопротивления охраны…
Скандал получится конкретный и шумный, на всю Европу, — уж
импортные борзые перья постараются. Официальные лица, понятное
dekn, станут все аргументированно опровергать, но, как бы они ни
старались, история эта выпорхнет на европейские просторы, что твой
Икарушка, распространится, даст повод кой-кому разинуть хайло —
есть такие, им только повод дай… И здесь, в Чечне, вспыхнет
очередной очажок: кто-то искренне поверит, а кто-то оттого, что
захотел поверить…
Ему было жарко, хотя ветерок был холодным, пронзительным. И
посоветоваться ни с кем нельзя, приказ ясен: радиомолчание при
любых обстоятельствах. При любых. Выйти в эфир можно лишь в двух
случаях: или после поимки Джинна, или после провала этого
увлекательного мероприятия…
Вот вам и оборотная сторона всех командирских привилегий —
необходимость единолично и быстро принимать решения своим
разумением. Соответственно, взваливая на себя всю проистекающую
отсюда ответственность. Это — груз…
— Това-арищ майор! Руки-то развяжите, — ворвался в его
тягостные раздумья плаксивый голос Вани-Абдаллаха.
— Ты что, хочешь, чтобы джигит увидел? Который тебя в плен
брал? — с неудовольствием оглянулся майор. — Сиди уж…
помощничек.
Он встал с сухой серовато-желтой земли, уже приняв решение —
одно из тех, что прибавляют седых волос и рубцов на сердце, но и,
с другой стороны, позволяют остаться мужиком в своих и чужих
глазах. И громко распорядился:
— Старшие троек, ко мне?