Бравые пожарные,
принявшись заливать искореженную «Газель» пушистой белой пеной,
очень быстро, изучая место происшествия, наткнулись в кузове на
нечто их удивившее. Один вылетел из загородки, как ошпаренный,
кинулся наметом к вальяжному полицейскому офицеру, крича что-то на
«государственном» языке и потрясая предметом, как две капли воды
похожим на отсоединенный от ложа ствол винтовки с затвором
(каковым предмет, вообще-то, и являлся). Офицер, вмиг
преисполнившись деловитой подозрительности, расстегнул кобуру,
махнул своим немногочисленным орлам и с ходу взялся за выяснение.
Джинн пытался ему что-то объяснить, шепча на ухо, но тому вожжа
под хвост попала. Вряд ли он так уж негативно относился к идеям
освободительной борьбы чеченского народа — скорее, был из породы
тех тупых службистов, что плевали с высокой горы на все
политические тонкости и сложную международную обстановку, выполняя
предписания от сих и до сих. С его точки зрения (спорить с
которой, признаться, трудновато), развороченные взрывом ящики с
винтовками в кузове «Газели» являли вопиющее нарушение законов.
Вдобавок полицай с сержантскими нашивками подлил масла в
огонь — он вдруг завопил, тыча пальцем в сторону видневшейся из-
под куртки Джинна кобуры:
— Пюсс! Пюсс!
Офицер остервенел окончательно. По его команде Джинна
проворно разоружили, после чего два служивых, недвусмысленно
угрожая кольтами, загнали всю компанию в вестибюль особнячка. Тут
как нельзя более кстати из каминной выбралась завернутая в
портьеру активистка Марта, растрепанная, малость протрезвевшая и
явно жаждавшая мести за все учиненные над ней половые
непотребства. Расставание с иллюзиями, надо думать, протекало
мучительно, сейчас это была сущая фурия, а то и валькирия. Офицеру
она наговорила нечто такое, отчего тот, топорща усы и рассыпая
искры из глаз, принялся орать что-то в портативную рацию с таким
видом, словно рассчитывал получить за проявленное рвение высший
орден республики, надо полагать, с мечами.
Обитателей особнячка, согнав в кучку, держали под прицелом
посередине вестибюля. Растрепанная Марта, завернувшись в портьеру,
периодически порывалась выцарапать Джинну глаза, в чем ей лениво
препятствовал один из полицаев.
Спецназовцы с постными рожами, чтобы не выделяться на общем
фоне, понуро стояли там, где поставили, но в глубине души
испытывали сущее наслаждение — каша была заварена на совесть.
Насколько они просекали ситуацию, вскоре должен был нагрянуть
какой-нибудь ужасно независимый журналист, который назавтра и
разразится обличительной статьей о жутких нравах надоедливых
иностранцев, беззастенчиво использующих территорию суверенной
державы для своих грязных игрищ. Булавочный укол, конечно, но в
p`lj`u психологической войны и такое не помешает, а если удастся
еще организовать запрос в парламенте (а ведь наверняка удастся),
Джинну придется пережить несколько неприятных минут: он не столько
полевой командир, сколько кадровый разведчик, огласка ему
совершенно ни к чему…
Совершенно неожиданно на сцене появился полковник Тыннис,
бесстрастный и свежий, ничем не напоминавший поднятого среди ночи
с постели человека.
Подчеркнуто не обращая внимания на задержанных и не подавая
виду, что с кем-то из них знаком, он увел полицейского офицера в
каминную, и там минут десять, насколько удалось расслышать,
продолжалась яростная дискуссия совершенно непонятного содержания.
Суть, впрочем, была ясна: полицай поначалу орал, как резаный, а
полковник непреклонно и сухо зудел что-то свое. В полном
соответствии с поговоркой о капле и камне, контрразведка в конце
концов одержала верх над полицией, как это частенько случается на
всех широтах, в столкновении с высокой политикой мусорам
независимо от национальной принадлежности приходится отступать с
поджатым хвостом…
Полицейский вылетел из каминной, в приливе чувств грохнув
тяжелой дверью, большими шагами направился к выходу, махнув своим
орлам. Судя по его лицу, мечты не то что о высшем ордене с мечами,
а и о самой паршивенькой медальке бесповоротно растаяли. О чем-то
кратенько перешептавшись с Джинном, полковник тоже ретировался.
Последними в ворота выехали пожарные машины. Бедная Марта
оторопело хлопала глазами, плохо представляя, что ей теперь
делать.
Презрительно покосившись на нее, Джинн вышел.
Поразмыслив, Костя направился следом. Джинна он обнаружил в
загородке тот, присев на корточки, изучал днище грузовика. Без
сомнения, он был достаточно опытен, чтобы быстро определить, где
произошел взрыв. Прекрасно, пусть считает — как многие на его
месте, — что бомба была присобачена к днищу.
Они с Сережей и Каюм вне всяких подозрений — их вещички еще в
первый день были обысканы, ничего напоминавшего взрывное
устройство там не имелось…
— Нет, парни, не умеете вы работать, — констатировал Костя,
держа руки в карманах и покачиваясь. — Точно тебе говорю, на наших
каналах такого бардака не водится.
— Толя, я тебя очень прошу, иди к черту, — страдальческим
тоном отозвался Джинн, не оборачиваясь и не вставая с корточек.
— Ладно, уж и сказать ничего нельзя… — проворчал Костя и
направился к дому, мысленно ухмыляясь во весь рот. Под ногами
противно скрежетнуло битое оконное стекло.