Поскольку…
— Вы, черножопые!
Казачья троица добралась и до них — стояли, чуть покачиваясь,
с видом грозным и непреклонным, картинно подбоченясь и возложив
свободные руки на эфесы шашек.
— Это вы нам, дяденька? — вежливо поинтересовался Сергей, не
спеша выпрямившись и оттого сразу оказавшись на голову выше самого
высокого ряженого.
— Тебе, тебе, сволочь черножопая, — заверил бородатый атаман
или кто он там.
Костя философски поднял брови. Заурбек, в общем, с ходу
определялся как лицо пресловутой национальности, сам он, давно
было известно, обладал нейтральной, как выражался генерал,
физиономией, позволявшей «прилепить» к ней не одну народность, и
не обязательно славянскую. Но вот Серегу, блондина с легким
уклоном в рыжину, за кавказца мог принять только такой вот
придурковатый алконавт.
Скандальчиком пахло все явственнее-атаман, подавая пример
своим, зыркал вовсе уж нахально. Костя подметил у него погоны
майора Советской армии — два просвета, одна звезда, которых у
настоящего царского казака не могло оказаться ни с какого боку, не
было в императорской армии такого сочетания просветов и звезд…
— Вы в каком же чине будете, господин хороший? —
поинтересовался он, локтем отодвигая за спину ощетинившегося
Заурбека.
— Старший есаул! — рявкнул низенький бородач, благоухая
застарелым перегаром. — Ясно, чуркестан?
Час от часу не легче — не было в старые времена никаких таких
старших есаулов… Интересная ситуация. Что прикажете делать?
Прикрытие что-то не торопилось на выручку — отсюда следует, что им
предоставили решать проблемы собственными силами. В самом деле,
почему бы и нет? Легонькая базарная драчка с местными
«станичниками» — еще один кирпичик в здание легенды, надо
полагать?
— Ты что это прикопался к русским девушкам, скотина безрогая?
— грозно вопросил господин старший есаул. — Своих мочалок мало,…
твою мать?
— Чью мать? — бледнея лицом, жестяным голосом переспросил
Заурбек, при котором таких словосочетаний нельзя было произносить
вовсе.
— Иди к машине, — яростным шепотом приказал ему Костя. — Вон,
кончили уже, кладовщица с накладными нас высматривает… Ну? Я
кому сказал?
Заурбек, ворча и нехорошо косясь через плечо, все же в конце
концов подчинился, побрел к кладовщице.
— Запомни, черножопый, — наставлял Сергея есаул. — Если
будешь приставать к русским женщинам, яйца оторву и в сортире
повешу…
Добродетельные славянские девушки, из-за поруганной чести
которых и разгорелся весь сыр-бор, уже бочком-бочком отодвигались
в невеликую толпу зевак — должно быть, резонно опасались, что
переменчивые пьяные фантазии казачков переметнутся от защиты
русской чести к осуждению порока… Вокруг образовалось некое
пустое пространство — и ни прикрытия, ни местной милиции. Точно,
им предоставляли решать проблемы на свое разумение.
— Шли бы вы своей дорогой, господин старший есаул, — мирным
тоном предложил Сергей. — Вон солнышко светит, публика гуляет,
совсем неподалеку пивком торгуют…
— А в рыло хочешь?
— Помилуйте, да кто ж хочет?
— А документы у тебя есть? — подбоченясь, рявкнул есаул.
—
Твоя машина?
Посмотрим, что привез, зуб даю, наркоту какую-нибудь…
Документы давай! Кому говорю? И на машину тоже! И третьего сюда
зови! — кивнул он на Заурбека. — Разбираться будем всерьез, а то
onm`kegkn вас тут, приблудных…
— Если что, берешь коротышку, — сказал Сергей по-английски,
совершенно беззаботно улыбаясь.
Улыбка эта ангельской кротости есаулу не прибавила, наоборот,
он зашипел, словно перегревшийся чайник, и рявкнул:
— Вы мне тут по-своему не гыркайте, черномазые, по-русски в
России говорите!
И рванулся в атаку, выхватив нагайку из-за голенища, как ему,
наверное, казалось, невероятно ловко и проворно, размахнулся от
души…
Вот только Кости каким-то чудом не оказалось в том месте,
куда коротыш целился, и тяжелая плеть из витых кожаных полосок
совершенно впустую полоснула по воздуху, а в следующую секунду по
причудливой траектории крутанулись сапоги, шашка, сам есаул, с
грохотом приземлившийся на забросанный всякой дрянью асфальт в
нелепой позе. С той же ослепительной улыбкой Сергей согнутыми
ладонями уцапал обоих казаков за шеи, под затылком — и звонко
треснул их лбами друг о друга, моментально приведя в состояние
полного изумления. Они так и плюхнулись на пятые точки, не успев
понять, что с ними, собственно, произошло.
Кто-то из зевак длинно, затейливо присвистнул. Костя сделал
неуловимое движение в сторону и вовремя перехватил Заурбека,
запустившего руку под куртку с недвусмысленной целью обеспечить
сообщникам огневое прикрытие.
Ситуация определилась и перешла в состояние временной паузы.
Ушибленные молодчики сидели, несомненно, борясь со сверкавшим
перед глазами мириадом звезд, а есаул слабо барахтался, с трудом
осознавая происшедшее. Попытался встать, но запутался в ножнах и
снова растянулся навзничь.
— Па-апрашу, граждане, не скопляться! Это на сцене, наконец-
то, возникли закон и порядок в лице упитанного усатого сержанта,
щедро увешанного по периметру пуза всякой всячиной вроде дубинки,
наручников, газового баллончика, кобуры и еще какой-то амуниции.
Костя успел заметить, что секундой ранее неприметный человек в
штатском что-то кратко и уверенно шепнул сержанту на ухо, чуть
подтолкнув его к вывалянной в пыли и окурках троице. Кажется, в
прихотливую игру непредусмотренных случайностей наконец-то
вмешалось организованное начало…
— Ай-яй-яй, гражданин Четвериков… — протянул сержант, одной
рукой без труда поднимая есаула и придавая ему более-менее
вертикальное положение. — Что ж это вы себе позволяете? Выкушали
алкогольных напитков и к мирным гражданам ни за что ни про что
пристаете… Нехорошо. Налицо нарушение общественного порядка.
— Павло! — в неподдельном изумлении воззвал есаул, выкатив
глаза. — Шо с тобой такое? То ж черножопые начали…
— Я вам при исполнении служебных обязанностей. гражданин
Четвериков, никакой не Павле, — отрезал сержант, маявшийся чуточку
в несвойственной ему, надо полагать, роли. У него был такой вид,
словно он старательно выговаривал заученные фразы на плохо
знакомом иностранном языке. — Попрошу не употреблять…
оскорбляющего достоинство. Не усугубляйте…
— Павло, та шо с тобою?!
— Па-апрашу! — рявкнул сержант. — Если выпили, не нарушайте
общественный порядок.
А то можно и проследовать.