И невозможно определить,
кто из этих вот, при свете дня совершенно мирных обывателей с
наступлением темноты возьмет какую-нибудь стрелялку и выйдет на
охоту. А потому ум и сердце в вечном противоречии: вот он,
небритый, в турецкой кожанке и черной шляпе, провожает тебя по-
азиатски загадочным взглядом, и пойми поди, что у него за душой,
где он был в строго конкретные исторические периоды, что держал в
руках и не мечтает ли сейчас засадить тебе в затылок пригоршню
свинца в медной оболочке. Тяжкое это предприятие — гражданская
война…
Свернули налево, проехали еще немного и остановились перед
высоченными железными воротами, щедро издырявленными пулями еще в
прошлую кампанию, когда это место сначала штурмовали ихние, а
потом их вышибали наши, а потом…
Грузовик остановился посреди двора, надежно скрытого высокими
стенами от окружающего мира.
— Посидите пока, — распорядился майор Влад. — Я быстренько…
И направился в жилой модуль, где обитал полковник Будим,
командовавший здешним отрядом МЧС, где они в данный момент и
оказались. Внутри имела место некоторая суета, касавшаяся в первую
очередь приборки и наведения благолепия, что определенно сулило
скорый визит начальства.
Так оно и оказалось. На вопрос мимоходом один из знакомых
докторов поведал:
— Большой босс ожидается. Зам Самого Главного. А большие
боссы пустых бутылок не любят, мы все должны ревностно и
романтично выглядеть и примером служить для подрастающего
поколения…
Что майору, конечно, было насквозь знакомо. Генералы пустых
бутылок крайне не одобряют, ни в каком случае, особенно когда
нагрянут из столицы с видом громовержцев. Хотя, если откровенно,
без водочки здесь трудно, никто не пьянствует, но и трезвым никто
не остается — ее, родимую, употребляют, именно так, в виде
лекарства, в таких дозах, что не позволяют ни охмелеть, ни быть
трезвым. Человек постоянно пребывает в несколько измененном
состоянии сознания, вот и все. Дольше крыша останется
несъехавшей…
— Привет, Будим, — сказал майор, присаживаясь за стол в
комнатушке с матерчатыми стенками.
— Здорово, — сказал Будим. — А я чаю как раз запарил. Водки
не обещаю, генерал с минуты на минуту пожалуют…
— Чай — вещь тоже полезная… Будим, дашь «уазик»? Позарез
нужно. У меня тут дела, грузовик не вполне соответствует, а ничего
другого в Ханкале достать не удалось, сам понимаешь…
— Дам, что с тобой сделаешь, — подумав, кивнул Будим. —
Только смотри, на фугасы не наезжайте.
— Да уж постараюсь…
Полковник Будим, носивший форму всю свою сознательную жизнь,
хлебнул всякого. Когда с шумом и треском стал обрушиваться СССР,
полковника едва не сделали заместителем министра обороны в одной
суверенной среднеазиатской державе, но отчего-то очень быстро
передумали и объявили мало того что дезертиром, так еще и врагом
тамошнего суверенного народа. О том, как Будим оттуда выбирался в
Россию, можно было написать не самый скучный роман…
Выбрался, слава богу, даже с жуткими обвинениями, высосанными
из суверенного пальца, как-то уладилось…
— Как тут у вас?
— Да так себе, — ответил полковник. — Можно сказать,
спокойно. Час назад какая-то сука пальнула разок из винтовки по
территории, ребята кинулись, хотели пригласить в гости.
..
— Как тут у вас?
— Да так себе, — ответил полковник. — Можно сказать,
спокойно. Час назад какая-то сука пальнула разок из винтовки по
территории, ребята кинулись, хотели пригласить в гости… Ушел,
гад, развалинами.
— Один раз стрелял?
— Ага, в белый свет.
— Ну, это почти что курорт…
— Я и говорю…
Полотнище, заменявшее входную дверь, распахнулось, откинутое
чьей-то энергичной десницей. Вошел человек того вальяжного вида,
по которому безошибочно узнается московское начальство, — в
новехонькой полевой форме МЧС, обликом грозный и заранее
настроенный метать громы и молнии. За его спиной маячили еще
несколько, имевшие классический облик вышколенной свиты.
Будим энергично встал. Майор Влад последовал его примеру —
генерал был хотя и чужой, но тем не менее генерал.
— Так, — веско изрек столичный гость, зорко оглядев стол, на
котором ничего не было, кроме чайника, сахарницы и двух стаканов.
— Бутылку успели спрятать?
Оба офицера благоразумно промолчали, не став докладывать, что
никакой бутылки не было вовсе.
— Успели, говорю, спрятать? Сколько выпили, товарищ
полковник?
— Всего-то пол-литра, — доложил Будим с честным, открытым
взором.
— Вот это правильно. Хвалю за честность, — уже несколько
благосклоннее произнес столичный генерал. — Терпеть не могу, когда
мои офицеры мне врут.
Правду нужно говорить. Всегда. И больше чтобы — ни-ни.
Обстановка сложная…
Он внушительно воздел палец, развернулся и покинул комнату.
— Вот так и живем, — сказал Будим без выражения.
— Все правильно, — согласился майор. — Начнешь начальству
правду доказывать — семь потов сойдет и все равно не поверит…
Так я возьму «уазик»?
— Говорю же. Иди, найди Шабловского. А я отправляюсь
сопутствовать…
Перегрузившись в «уазик», что много времени не заняло,
выехали за ворота, покатили к месту работы, иногда теряя время на
неизбежные объяснения со стражами на блокпостах. Проехали под
мостом, где когда-то подорвалась машина генерала Романова — там до
сих пор зияла обширная воронка, — прибавили скорость.
— Сейчас налево, — распорядился Самед. — И еще раз налево, во-
он за той пятиэтажкой… бывшей. И прямо. Там можно медленнее.
Jncd` увидите вывеску, притормаживай так, чтобы выглядело вполне
естественным любопытством…
— Не учи ученого…
— Внимание, вижу.
— Ребята, приготовились. Катя?
— Все помню, — сказала Катя без видимого волнения.
— Аккуратненько, орлы…
Ехавший все медленнее «уазик» аккуратно затормозил поблизости
от хилого росточка частной инициативы, а проще говоря, кое-как
сколоченного из досок прилавочка, на котором разместилась всякая
всячина вроде водки, шоколадок и неизменных чипсов. За прилавком
на ящике восседал пожилой чеченец, а второй как раз не спеша
подходил от угла дома, этот был гораздо моложе.
Сидящие в машине напряглись, разглядывая его пристально, с
профессиональным интересом.