Для человека понимающего с первого
взгляда было ясно, что этот субъект, явственно прихрамывавший,
когда-то ранен в ногу, причем осколком, и перелом лечили не самым
лучшим образом, то ли в полевых условиях, то ли у скверного врача.
Само по себе это еще ни о чем не говорило, мало ли где здесь можно
поймать осколок, но матерые несуетливые волкодавы, привыкшие на
всякий случай заранее предполагать самое худшее и выбирать из всех
возможных объяснений наиболее скверное, взирали на идущего без
всякой симпатии, заранее налепив ярлычок и классифицировав. Такая
уж жизненная философия ими руководила, обзор всегда был сужен до
невеликой щели прицела…
Они вылезли из «уазика», озираясь с ленивым любопытством
людей, радующихся случайному безделью. Оба чечена взирали на
компанию с той самой восточной отрешенностью, что они там себе
думали, черт их знает.
Над подъездом довольно хорошо для здешних мест сохранившейся
пятиэтажки всего-то вылетели все до единого стекла да верхние
этажи чуток повыщербило пулеметными очередями — красовалась
новенькая, совсем недавно присобаченная вывеска, гласившая:
«НАРОДНЫЙ ЛЕКАРЬ И ЦЕЛИТЕЛЬ ИСМАИЛ». Краски довольно яркие, синяя
с красной и желтой, едва просохли.
Самой последней выпорхнула Катя — и тот «черный», что был
помоложе, среагировал мгновенно. Девчонку нарядили продуманно и
броско, причем с учетом менталитета тех, кого принято скопом
именовать «лица кавказской национальности», — пышные светлые
волосы распущены роскошной волной, под распахнутым черным плащом
ослепительно-алое платьице открывает ножки так, что не только у
«лиц» брызнут слюнки… А уж косметики пошло, братцы…
Все разворачивалось строго по сценарию — залетная дива самого
что ни на есть суперсексуального облика прохаживалась себе,
голубушка, на стройных ножках, озираясь с брезгливым любопытством
холеной столичной девочки, впервые увидевшей этакое. А
сопутствующие лица толпились вокруг с видом бдительным и грозным,
явно пижоня перед вверенной их бережению гостьей, держа стволы
неуклюже и насквозь картинно, как неопытные статисты в массовке на
съемках пошлого боевичка.
— Водка у тебя не из ацетона? — грозно вопросил капитан
Курловский, орлом прохаживаясь вдоль прилавочка.
— Обижаешь, командир, — спокойно ответил продавец постарше. —
Из чистого спирта. Ваши две недели берут, никто не жаловался…
— Вот и давай литру, — распорядился капитан. — Только смотри
у меня, если все же окажется ацетон, я сюда пришлю восьмиколесный
БТР, и до-олго он будет по твоей фирме ездить — взад-вперед и
справа налево… Усек?
— Чего ж не усечь, ничего мудреного… За деньги покупаете
или конфисковать будешь, командир?
— Знай мое благородство, — важно сказал Курловский,
протягивая ему купюру. — Господа офицеры сибирского ОМОНа умеют
проявлять достоинство, особенно сопровождая красавиц из столицы
нашей Родины, города-героя Москвы… (Он хорошо играл роль немного
поддавшего хама, и водочкой от него в самом деле попахивало.) И
шоколадок давай. И сигарет еще…
Он сгреб в карман несколько пачек «Мальборо» — пригодятся,
благо денежка на покупки выдана казенная. Сигаретки, конечно, были
изготовлены прямо здесь, в Чечне. Тут давно уже было налажено
производство со стабильным распределением ролей: в одной деревне
клепали означенное «Мальборо», в другой, скажем, «Ротманс», в
третьей, к примеру, «Лаки страйк».
Чтобы отвезти на рынок партию
готовой продукции, принято было нанимать вертолет — якобы он и
привез курево, самое настоящее, из далеких и мирных, не тронутых
войной мест. Все поголовно, конечно, прекрасно знали о подлинном
происхождении самопального табачка — но все равно, так было
принято делать согласно правилам хорошего тона. Местная деловая
этика, иными словами, пусть даже любой прекрасно знает, что
вертушка прилетела не из России, а из-за ближайшей горушки,
приличия следует соблюсти…
Правда, принюхавшись подозрительно и отхлебнув глоточек,
Курловский во всеоружии своего богатого жизненного опыта вынужден
был про себя признать, что водка, хоть и не годится для
кремлевского стола, все же не способна вызвать потери в лихом
спецназе. Но вслух своего заключения высказывать не стал, отошел к
машине, откуда уже доставали пластиковые стаканчики.
Выпили на свежем воздухе, красавица — чуточку жеманясь и
старательно делая вид, что с ней такой пассаж происходит впервые
(водку почти без закуски?! посреди улицы?!), все остальные — с
ненаигранным удовольствием, вслух заверяя очаровательную спутницу,
что военная романтика требует именно такого фуршета.
Потом Курловский принялся порхать вокруг с видеокамерой,
снимая со всех возможных точек золотоволосое видение и обступивших
ее господ военных, он старался изо всех сил, перемещаясь по тихой
улочке так, словно плясал на раскаленной сковородке. Чечены
наблюдали за ними со снисходительно-показным равнодушием каменных
статуй.
Вряд ли им приходило в голову, что объектом съемки на деле
была резиденция «народного целителя Исмаила», точнее говоря,
подступы к ней, трудолюбиво заснятые Курловским во всех видах и
ракурсах. Трудно сказать, была ли эта парочка теми, за кого себя
выдавала — то есть относительно мирными коммерсантами, — или
служила подстраховкой для явки Джинна (этой вот самой резиденции
Исмаила), внешним наблюдательным постом. По данным онеров, ларек
появился здесь за неделю до вселения целителя, что, конечно же,
опять-таки можно толковать двояко: и списать на совпадение, и
отнести к звериной предусмотрительности Джинна. Не в том суть.
Главное, им, кажется, удалось отыграть все, как по нотам, не
вызывая подозрений, очень хотелось в это верить…
Потом красавица изъявила желание самолично осмотреть жилище
целителя, чтобы убедиться, есть ли разница меж загадочным
представителем народной медицины Кавказа и московскими
экстрасенсами. Вся компания направилась внутрь.
Курловский умышленно задержался возле самого прилавка.
Оказалось, он просчитал все правильно: молодой, рассудив, видимо,
что грозный воин достаточно ублаготворен относительно нормальной
водкою, поинтересовался с гордой непроницаемостью истого сына гор:
— Слушай, командир, кто такая?
— Певица, — значительно сказал Курловский, поднимая палец. —
Из Москвы к нам, поддержать морально. Изабелла. Слышал?
Тот, разумеется, и не слыхивал, но, чтобы не терять лица,
медленно кивнул с видом истинного меломана. Курловский пошел в
дом, хмыкнув про себя. Те, кто готовил операцию, рассчитали верно:
нынче в «ящике» мельтешит столько полуголых девочек, обходящихся
вовсе без фамилий, одними кличками, что запомнить всех решительно
невозможно. Даже столичный житель наверняка запутается во всех
этих Белках-Стрелках, Констанциях и прочих Луизах. Молодая еще
звездочка, недораскрученная, черт их всех перечтет.