Ну разумеется, держит фасон —
один и без оружия, дает понять, что в своих силах уверен
заранее…
— Вы здесь старший?
— Я, — сказал майор.
— Я — Гарей Кахарманов, глава местного самоуправления.
Он определенно ждал, что и майор назовется, но тот промолчал
— и оттого, что не следовало называть свою фамилию каждому
встречному (не первый день живет на свете, должен знать, что у
военного народа иногда и не бывает фамилий), и потому, что в таких
вот ситуациях молчание порой — наилучшая линия поведения.
Когда ты молчишь с непроницаемым видом, собеседник вынужден к
тебе подстраиваться, менять тактику на ходу, а не наоборот…
— Что вы здесь делаете? — после короткой паузы спросил
Кахарманов.
— Выполняю задание командования со вверенным мне
подразделением, — ответил майор спокойно, показывая всем видом,
что на конфронтацию идти не намерен, но и считает себя вправе кое-
какие подробности оставить при себе.
— И долго намерены… выполнять?
— До полного выполнения.
— Я имею в виду, вы здесь долго намерены оставаться?
— Время покажет.
— Понятно… Зачем вы убили Абалиева? Никакой
сверхъестественной проницательностью здесь и не пахло, конечно, —
вон он, Абалиев, в трех шагах, мертвее мертвого. Майор даже не
оглянулся в ту сторону. Пожал плечами:
— Чтобы он нас не убил. Когда человек вырывает уже чеку из
гранаты, а сам обложен взрывчаткой по самые уши, с ним не ведут
душеспасительных бесед. Хотя бы потому, что времени уже нет… Вы
согласны? И добавим справедливости ради, что ваш Абалиев начал
первым. Убил двух моих людей…
— Я знаю.
— Уже? Интересно, откуда?
— Мы, знаете ли, стараемся знать все, что делается в деревне
и поблизости.
В этом нет ничего необычного, правда?
— Правда, — кивнул майор.
Он не стал спрашивать, следили ли за Абалиевым и операми, — к
чему терять лицо перед восточным человеком? И так ясно, что
следили, иначе откуда такая информированность?
— В конце концов, Абалиев — не здешний. Что вас, как вы
понимаете, избавляет от некоторых… сложностей, — сказал
Кахарманов. — Правда, всех сложностей не снимает… Но мы все же
постараемся вместе над ними поработать.
Вы не против?
— Я не против, — кивнул майор.
— У вас я в данную минуту что-то не замечаю особых
сложностей. — Он небрежно кивнул сторону трупа. — Вы свои
сложности уже решили. Позвольте тогда и мне свои решить… Моя
единственная сложность сейчас — это вы, товарищ без фамилии.
— В смысле?
— В том смысле, что вам следует побыстрее отсюда убраться. У
нас нейтралитет, вы, должно быть, наслышаны? Так что с нашей
стороны вам пока опасаться нечего, а за тех, кто бродит в чистом
поле, я, легко догадаться, ответчиком быть не могу. В общем, я вас
прошу немедленно покинуть деревню. И отправляться своей дорогой.
Вы ведь не обычное подразделение, которое прислали на усиление
блокпоста, а? У вас какие-то другие задачи… Мне о них знать ни к
чему. Только, я вас убедительно прошу, решайте свои задачи где
подальше.
В общем, я вас
прошу немедленно покинуть деревню. И отправляться своей дорогой.
Вы ведь не обычное подразделение, которое прислали на усиление
блокпоста, а? У вас какие-то другие задачи… Мне о них знать ни к
чему. Только, я вас убедительно прошу, решайте свои задачи где
подальше.
— Это — единственное требование?
— Не заводитесь, товарищ без фамилии, — спокойно произнес
Кахарманов. — Я с вами вовсе не собираюсь ссориться. У меня там, —
он небрежно показал куда-то в сторону, — двести стволов, а при
необходимости будет и больше. К чему мне с кем-то ссориться? Это
слабый ссорится, скандалит, а человек сильный и уверенный в себе
спокойно предупреждает. В расчете на то, что собеседник — человек
умный, сам все поймет и глупостей не наделает.
— Спасибо за откровенность…
— Не за что. Сколько вам нужно на сборы? Не особенно много
времени, я думаю?
— Я прежде всего обязан…
— Забрать тела? — понятливо подхватил Кахарманов. — Об этом
можете не беспокоиться. Их принесут на блокпост, я распорядился.
Да уже и принесли, наверное. Чужие покойники нам ни к чему. И вот
этот, кстати, тоже, — он кивком показал на бывшего танкиста. —
Приютили как человека, а он начал здесь проворачивать какие-то
свои дела… Этого тоже заберите. Куда хотите.
— Мне он ни к чему, собственно…
— Тогда оставьте блокпосту. Здесь я все равно эту падаль
закапывать не дам. Не наши проблемы… Кто вы все-таки по званию?
— Майор.
— Ну, не высоко и не низко… Я вам постараюсь растолковать
кое-какие простейшие вещи, майор. Мы не впутываемся в чужие,
посторонние дела, вот и все.
У нас есть свои. Деревня на этом месте стоит лет триста,
здесь могилы предков, все остальное… У нас нет ни другой земли,
ни других могил, и слава Аллаху.
Хватает того, что есть. И нужно жить дальше. Ни вы, ни эти…
которые болтаются по горам, не будете за нас пасти скот и пахать
землю. Мы подмоги и не просим, сами обойдемся. Но уж извольте не
лезть ни со враждой, ни с дружбой. И то, и другое нам ни к чему. С
бородачами мы давно определились, если не поймут — еще раз
объясним. Что до вас… Воевать с вами нам пока не из-за чего, а
дружить…
А зачем? От бандитов вы нас все равно не защитите, в работе
ничем не поможете.
Вы не знаете крестьянского труда, вы только бегаете с
автоматами по горам — и вы, и бородатые… Отсюда вытекает, что
нам ни с кем из вас не по дороге. Вот и идите себе на все четыре
стороны. Душевно вас прошу…
Майор молчал. В глубине души, рассуждая трезво, он не мог не
признать, что у собеседника есть своя правд очка. У каждого из нас
есть своя правдочка, беда только, что у каждого — своя… И нет,
увы, такой, чтобы устраивала всех… А значит, каждый вынужден
жить по своей, притирая ее к другим по мере возможности и в
интересах дела…
— Я с вами вовсе не собираюсь ссориться, — сказал Кахарманов,
явственно давая понять, что желает видеть в происходящем не
упрямую конфронтацию, а взаимный договор двух серьезных людей. —
Bqecn-навсего пытаюсь объяснить, что аул для меня на первом месте,
а все остальные сложности жизни — на десятом… И без вас нелегко,
— признался он. — Приходится еще и за дорогой следить. Кто-нибудь
вполне может устроить покушение на муфтия Мадурова или кого-то из
ваших генералов, а вину свалить на нас.