— Тогда позвольте спросить, — не унимался Марино. — Если дело не в членских взносах, кто в таком случае платит за «конкорды» и роскошные отели?
— Средства на «конкорды» и дорогие гостиницы выделяет не Интерпол, — ответил Талли.
— А кто же?
— Цель организованной преступности — деньги, и большую часть этих денег преступники забирают у честных людей, честных корпораций, которые не меньше нас с вами желают покончить с преступными синдикатами.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что для любой из пятисот крупнейших компаний мира пара билетов на «конкорд» — небольшая цена, когда речь идет о потере миллионов из-за контрабанды электронного оборудования и даже оружия.
— То есть за все платит какая-нибудь «Майкрософт»? — уточнил Марино.
Терпению Талли пришел конец. Он не стал отвечать. Вместо этого обратился ко мне:
— Доктор Скарпетта, вы знакомы с французской системой магистратуры?
— Я знаю о ней достаточно и рада, что у нас в Виргинии таковая отсутствует.
— Магистраты назначаются пожизненно. Судмедэксперта назначает магистрат, и именно магистрат решает, какие из вещественных доказательств подлежат экспертизе. Даже причину смерти устанавливает он, — объяснил Талли.
— Это наша система коронеров в ее наихудшем варианте, — заметила я. — Интересы политиков, выборы…
— Власть, — перебил меня Талли. — Коррупция. Одни и те же органы не должны заниматься одновременно политикой и уголовным сыском.
— От этого никуда не деться. Это повсеместная практика. Возможно, даже здесь, в вашем ведомстве, — сказала я.
— В Интерполе? — переспросил он, очевидно сочтя мое предположение абсурдом. — Не хотелось бы прослыть лицемером, но у Интерпола нет оснований нарушать закон. Своих агентов у Интерпола нет. Он работает с представителями разных правоохранительных органов. Мы не берем кредиты, не рекламируем себя, не заводим машин со своей эмблемой, не имеем своей формы. Многие даже не подозревают о нашем существовании.
— Вы употребляете слово «мы» так, будто состоите в штате этого ведомства, — прокомментировал Марино. — Ничего не понимаю. Сначала называете себя сотрудником АТО, потом выясняется, что вы из этих засекреченных идиотов.
Талли вскинул брови.
— Из засекреченных идиотов?
— А как вообще вы оказались здесь? — все тем же недружелюбным тоном вопрошал Марино.
— Мой отец — француз, мать — американка. Почти все детство я провел в Париже, потом моя семья переехала в Лос-Анджелес.
— А дальше?
— Юридический институт. Мне там не понравилось. Пошел работать в АТО.
— Давно? — продолжал допрос Марино.
— Я агент с пятилетним стажем.
— Вот как? А здесь сколько находитесь?
— Два года.
— Чудеса. Каких-то три года в полиции, и вот вы уже разгуливаете по огромному стеклянному замку, смакуете вино.
— Мне очень повезло. Полагаю, не последнюю роль тут сыграло то, что я владею четырьмя языками, а также прошел в Гарварде курсы информатики и международных отношений.
Марино внезапно поднялся из-за стола.
— Мне нужно в туалет.
— Про Гарвард он уже не перенес, — заметила я, глядя вслед удаляющемуся Марино.
— Я не хотел его злить, — сказал Талли.
— Ну конечно. Агент Талли, зачем меня вызвали сюда?
— Меня зовут Джей. — Он помолчал. — Если убийца — псих из семьи Шандонов, его родные вряд ли пожелают, чтобы о его варварских привычках стало известно широкой общественности. Судя по всему, они вообще стараются скрыть его существование.
— В таком случае откуда вы знаете, что он существует?
— Его мать родила двоих сыновей, и нигде не значится, что кто-то из них умер. Есть и другие способы сбора информации. Полиция опросила обитателей острова Сен-Луи. Все они в один голос утверждают, что иногда по ночам или рано утром видят на берегу Сены какого-то человека.
Есть и другие способы сбора информации. Полиция опросила обитателей острова Сен-Луи. Все они в один голос утверждают, что иногда по ночам или рано утром видят на берегу Сены какого-то человека.
— И этот таинственный незнакомец купается в реке? — осведомилась я, вспомнив про пресноводные диатомеи на изнанке одежды найденного в контейнере мертвеца.
Талли удивленно взглянул на меня.
— Странно, что вы об этом спросили. Да, были сообщения о том, что какой-то мужчина купается обнаженным в Сене у берегов Сен-Луи. И всегда в темное время суток.
— И вы верите этим слухам?
— Верить или не верить — не моя работа. Я не специалист по составлению психологических портретов, Кей.
Значит, ему известно про Бентона, догадалась я. Разумеется, известно.
— Я понятия не имею ни о его внешности, ни о походке или манере речи. Знаю только, что он говорит по-французски и еще на нескольких языках, — сказал Талли. — Возможно, он хорошо одевается. Тома имел репутацию денди, и не исключено, что его спрятанный в подвале брат донашивает за ним одежду. Ведь если этот пресловутый брат действительно с большими странностями, как утверждает молва, вряд ли он сам ходит по магазинам.
— Вы и впрямь полагаете, что после очередного убийства он всегда возвращается домой, под защиту родителей, которые стирают его окровавленную одежду?
— Защитники у него есть, — отвечал Талли. — Вот почему расследование парижских убийств всегда прекращается у дверей морга. Что происходит за теми дверями, мы не знаем. Кроме материалов, что вы видели, другой информацией мы не располагаем.