— Не надо переворачивать из-за меня свою жизнь. На его глазах выступили слезы, и он отвернулся.
— Прости, — тихо произнесла я. — Джей, ты ведь еще так молод. Когда-нибудь поймешь…
— Я же не виноват, что молод, — запальчиво прервал он меня. На нас начали оглядываться. — Но я не ребенок. Что это было сегодня, Кей? Жалость? Благотворительность?
— Давай не будем обсуждать это здесь.
— Или, может, ты просто использовала меня?
— Я слишком стара для тебя. И не кричи, пожалуйста.
— Старые — моя мама, моя тетя. Старая — глухая вдова, что живет со мной по соседству. И ты становишься похожа на старуху, когда берешь снисходительный тон и ведешь себя как трусиха.
— Меня по-всякому называли, но трусихой — впервые.
— Ты — впечатлительная трусиха. — Он с жадностью осушил бокал, словно пытался загасить бушевавший внутри огонь. — Потому и держалась Бентона. С ним было спокойно.
— Не говори о том, чего не знаешь, — предупредила я и отодвинулась от стола.
— Не уходи, прошу тебя, — тихо сказал Талли, взяв меня за руку.
Я отдернула руку и зашагала к выходу из ресторана. Вслед мне раздался чей-то смешок, сопровождаемый комментарием, смысл которого был ясен без перевода: красивый молодой человек повздорил с увядающей любовницей.
Время близилось к половине десятого. Талли не стал догонять меня. Расстроенная, запыхавшаяся, я остановилась у входа в гостиницу. В Париже у меня оставалось еще одно дело, и я намеревалась заняться им в одиночку. Отчаяние притупило во мне страх — я поймала такси.
— Куда, мадам? — спросил таксист.
— Куда, мадам? — спросил таксист.
— На остров Сен-Луи.
Шины гремели по булыжнику как литавры, фонари по берегам Сены мерцали косяком золотых рыб. За мостом Луи-Филиппа я протерла запотевшее стекло: вокруг высились особняки семнадцатого века, некогда принадлежавшие высокородному дворянству. В освещенных окнах я успевала разглядеть книжные шкафы и картины, но людей нигде видно не было. Создавалось впечатление, будто живущие здесь богачи незримой стеной отгородились от ока простых смертных.
— Вы слышали о семье Шандонов? — спросила я водителя.
— Конечно. Показать, где они живут?
— Будьте так любезны.
Мы выехали на набережную Бетюн и покатили к восточной оконечности острова. Я порылась в сумке и достала пузырек с болеутоляющими таблетками.
Такси остановилось. Я поняла, что близко к дому Шандонов водитель подъезжать не желает.
— Там повернете направо, — проинструктировал он, — и сразу увидите дом с сернами на дверях. Серны — родовой герб Шандонов.
Особняк, в котором на протяжении нескольких веков жили Шандоны, представлял собой четырехэтажное здание со слуховыми окнами, трубами и «бычьим глазом» — круглым окном под крышей. Его потемневшие деревянные двери украшали искусные резные фигуры серн.
Я прошла с полквартала и оказалась на самой оконечности острова. Глядя на Сену, я представляла, как убийца купается здесь, поблескивая в свете луны длинными белесыми волосами. К реке с улицы вела каменная лестница. Я сняла колпачок с пузырька и высыпала таблетки на землю, потом осторожно спустилась по скользким ступенькам, наполнила пузырек холодной водой, закрыла его и вернулась к такси.
«Конкорд» вылетел из Парижа в одиннадцать часов утра и сел в Нью-Йорке в восемь сорок пять по местному времени, то есть раньше, чем мы поднялись в воздух во Франции. До дому я добралась уже после обеда. Погода портилась, синоптики предсказывали снег с дождем.
От Люси известий по-прежнему не было. В мое отсутствие она не звонила и дома не появлялась. Я решила, что она, возможно, в больнице, но, позвонив в ортопедическое отделение, узнала, что со вчерашнего дня Люси там не показывалась. Я запаниковала. Около десяти я села в машину и поехала в больницу.
У кровати Джо сидели мужчина и женщина — очевидно, родители. Голова Джо была в бинтах, нога — на вытяжке, но она не спала и, когда я вошла, сразу уставилась на меня.
— Мистер и миссис Сандерс? — обратилась я к ее родителям. — Я — доктор Скарпетта.
— Рад познакомиться. — Мистер Сандерс пожал мне руку.
— Мне хотелось бы побеседовать с больной наедине. Вы не возражаете? — спросила я.
— Нет, — ответила миссис Сандерс.
Едва я закрыла за ними дверь, глаза Джо наполнились слезами. Я наклонилась и поцеловала ее в щеку.
— Ты так всех нас напугала, — сказала я.
— Как Люси? — прошептала она.
— Не знаю. Я не знаю, где она. Твои родители сказали ей, что ты не желаешь ее видеть, и…
Джо затрясла головой.
— Я так и знала, — подавленным голосом сказала она. — Мне они сказали, что она не желает видеть меня, потому что очень расстроена из-за случившегося. Я им не поверила, но они не пустили ее ко мне, и она уехала.
— Она винит себя за то, что с тобой произошло, — объяснила я. — Велика вероятность, что пуля, угодившая в твою ногу, выпущена из ее пистолета.
— Пожалуйста, привезите ее ко мне. Прошу вас.
— Ты знаешь, где ее искать? В какой-нибудь гостинице? У подруги?
— Может быть, в Нью-Йорке, — предположила Джо.
— В Гринич-Виллидж есть один бар. Называется «Рубифрут».
— Думаешь, она отправилась в Нью-Йорк?
— Хозяйку зовут Энн. Она раньше работала в полиции. — Голос Джо задрожал. — Не знаю, не знаю. Мне так страшно, когда она вдруг исчезает. Она сейчас ничего не соображает.