— Подожди, — быстро проговорил он, — подожди-ка. — Но я даже теперь не испугалась, не потому, что Серёжа был вот он, совсем рядом, за тонким стеклом, а потому, что опасности всё ещё не было. — А хочешь, оставайся, — сказал Анчутка мне в затылок, и я не стала оборачиваться, просто ждала, пока он закончит говорить. — Оставайся, — выдохнул он, — я тебя не обижу, ну что тебе там делать, они ничего не могут, пацана твоего заберём, оставайся.
Я стояла, разглядывая лепестки облупившейся рыжей краски на дверном косяке — новые вроде дома, а краска уже слезает, и некому будет поправить ее весной, и нечем будет ее поправить, — и представляла себе Серёжино лицо, если бы вдруг я сказала ему — если бы я вышла сейчас наружу и сказала — «я остаюсь.
Уходи».
— Холодно, — сказала я, — он там замёрзнет сейчас, на улице, — и толкнула дверь; Анчутка убрал руку и вышел вслед за мной по ступенькам.
На скрип петель Серёжа обернулся к нам.
— Здорово, хозяин, — весело сказал Анчутка. — Что ж ты не заходишь? Я по твою душу. — И пошёл навстречу, издалека ещё протягивая ладонь.
Спустя десять минут мы снова сидели внутри, прихлебывая принесённый Вовой слабо заваренный, полупрозрачный чай.
— В Гимолы я бы не совался, — говорил Анчутка, — мы туда ездили пару раз, пока снегоход еще бегал, напрямки через лес и по озеру отсюда не так чтобы далеко, километров двадцать, но пешком если — это впритык, и там заночевать если только. А ночевать там неохота, — он криво, невесело улыбнулся. — Поселок, конечно, — так, название одно, но магазин у них, детский садик, мы набрали кой-какой еды, бензина даже слили чуток. А по домам не стали ходить — ребята мои забоялись.
— Это когда же вы там были? — спрашивал Сережа, разглядывая Анчутку с завистью и даже с каким-то восхищением.
— Да с месяц, наверно. Но это ладно. Там у них озеро огромное, слышишь, и две турбазы больших, больше этой, домов по пять. Одна пустая — чай, спички, соль какая-то, а на второй зато — тушенка, масло подсолнечное, водки ящик, макароны, картошка даже — померзла, правда, вся. Мёд, — добавил он и коротко взглянул на меня.
— А живых? — спросил Серёжа. — Живых вы не видели никого? Хоть раз?
— Не было живых, — ответил Анчутка просто. — Жмуров видели, это да. В Гимолах, ну и на базе этой второй. Близко не лезли — один раз пронесло, и слава богу.
— Турбазы, — произнёс Серёжа с отчаянием и потёр лоб, — вот я мудак. Я же знаю про эти турбазы, я всё время про них знаю.
— Я чего и хотел с тобой поговорить, — сказал Анчутка. — Ты же вроде местный почти? И карта у тебя есть. Может, тут в округе еще поищем? Я катался, катался, не нашёл ни черта, а если пешком — надо точно знать, куда идти.
— Так, — быстро сказал Серёжа. — Так. Только вместе пойдем, да?
— Вместе, вместе, — ласково согласился Анчутка. — Ну?
— Была пара охотничьих домиков на Маткозере, тут недалеко — маленькие, правда, совсем. Не найдем ничего. Можно в Лубосалму сходить. Там точно база. Точно.
А потом мы возвращались назад, перепрыгивая ледяные надвиги, и Серёжа, забывший обо всём, буквально тащил меня на себе и говорил без остановки, возбуждённо: «Анька, всё будет хорошо, Анька, если не в Лубосалме — я еще пару мест вспомнил, подальше немного, ну и что, найдем еду, найдем, нам бы только успеть, пока лед не вскрылся, туда-обратно два дня максимум, завтра и пойдем». Он отмахивался ото всех моих испуганных возражений: «А что, если этой базы там нет, если она сгорела, например, это далеко, вы придете к вечеру, где вы будете ночевать?» «Палатку возьму, — говорил он, — спальник зимний, пойдем налегке, с Лёнькой, ты только подумай, они целый месяц, гады, таскали еду у нас под носом, а мы как идиоты». «А если там будут трупы, — говорила я, — если там тоже?» «Респираторы возьмем, — отвечал он беззаботно, — у них же полно респираторов». «А что, если вы не успеете вернуться и лёд вскроется? Если вы там вообще ничего не найдёте, никакой еды, ничего?» «Ну всё, хватит, — сказал он, потому что мы подошли к мосткам; новый наш, маленький недостроенный дом янтарно и весело смотрел на нас пустыми оконными проёмами.
— Хватит. Ты ужасная стала пессимистка, ты в курсе?»
Он легко взобрался на мостки и, нагнувшись, подхватил меня и выдернул вверх, как ребёнка. «Подожди, — сказала я; края мостков, на которых мы теперь стояли, не было видно из окна, — подожди, постой немножко, — и обхватила его руками; он был так весел, он буквально вибрировал от радости, я сто лет не видела у него этой улыбки, — подожди, — повторила я, — подожди». «Ну что, — он нетерпеливо, едва заметно дёрнул плечом, высвобождаясь, — ну что ты, потом, Анька, потом, пошли скорей».
* * *Лёня принял Серёжино предложение безоговорочно и с восторгом — в точности так же, как вечность назад он мгновенно и с радостью согласился бросить свою осквернённую кирпичную крепость и рвануть из нашей тихой деревни чёрт знает куда по заметённым снегом, опасным дорогам — не задавая вопросов, по-детски доверившись чужой воле. Он всего-то и спросил только — далеко? «Да нет, километров пятнадцать, за день дойдём, там заночуем, назавтра — обратно», — ответил Серёжа, и этого оказалось достаточно для того, чтобы сделать Лёню немедленно горячим Серёжиным союзником. «Конечно, пошли, — сказал он, широко улыбаясь, — прошвырнёмся, не кончим, так согреемся, эх, твою мать, Серёга, что ж тебе раньше это в голову не пришло, я думал, тут на сто километров ни хрена нет».