— Ну всё, Наташка, пусти, всё, хватит, — простонал Андрей где-то далеко, где-то у меня за спиной.
Он подошёл к нам — ко мне и Серёже, и встал рядом, баюкая обмотанную бинтом руку, большой, мокрый, пахнущий так же, как и Серёжа, по?том и дракой, и спросил:
— Серёг, ты как? Нормально? — наклоняясь, чтобы взглянуть.
Серёжа поднял к нему лицо и кивнул ещё раз, улыбаясь, фыркая кровью, и тогда Андрей сказал:
— Давай сходим завтра, посмотрим эту твою баню. Я помогу. На пикапе у меня отличный фаркоп крепкий, на заказ делали, и трос у меня остался, даже два троса, думаю, легко управимся. Надо только место выбрать — где бы её воткнуть здесь.
Я наклонилась к ведру и смыла розовую влагу с ладоней и губ, немного потрясла пальцами, чтобы последние холодные капли стекли вниз, потом выпрямилась, чтобы дотянуться до висевшего на стене полотенца, и наткнулась на Марину. Она смотрела на меня широко раскрытыми, круглыми глазами, с изумлением и ужасом, как смотрят на диковинную шипастую ящерицу в зоопарке; и только встретив этот ее взгляд, я почувствовала, что улыбаюсь. Что, наверное, начала улыбаться в ту самую минуту, когда вошла в комнату.
* * *Найти место для дома, выторгованного Сережей у людей, которым этот дом не принадлежал, в обмен на машину, ружье и несколько ножей, оказалось несложно. На крошечном острове, покрытом густо, вперемешку растущими березами и елями и заваленном неподъёмными корявыми валунами, пустым оставался только один небольшой пятачок возле самого берега, почти полностью занятый нашим теперешним неказистым жилищем, так что выбора, по сути, никакого и не было. Не прошло и часа, как мы уже стояли, ёжась от холодного ветра и оглядывая неприглядный вытоптанный пустырёк, ещё хранящий вмятины от неловкой, стыдной, неизбежной драки, случившейся ровно на этом же самом месте, но смотрели мы на него совсем иначе — это было теперь место для будущего нашего жилья, обещающего приблизить нас к давно забытой роскоши приличной жизни.
— Поставим рядышком, — заявил папа, широко ступая по снегу обутыми в огромные свои валенки ногами, отмеряя расстояние, — должна влезть. Сколько она, Серёж? Шесть на шесть?
— Не, Андреич, она не квадратная была, даже я помню, — отвечал ему Андрей так же деловито и беззлобно, как будто драки и не было, как будто рука его — разбитая, в неаккуратной сползающей повязке — не была бережно прижата к груди, а на левой скуле не багровел огромный уродливый кровоподтек.
— Пять на семь, — сообщил им Серёжа, который выглядел ещё хуже, с закрывшимся глазом и расквашенными, распухшими губами, — вот, смотри, широкой стороной сюда, узкой — к озеру, там терраска небольшая как раз, будет летом приятно сидеть.
Теперь они шагали втроём: три, четыре, пять метров в одну сторону, семь — в другую, «вот эту березу спилить только — и нормально, даже пень не нужно выкорчевывать, на камни поставим» — мысленно вертя в пространстве ещё не существующий толком маленький отдельный дом, который позволит нам, наконец, спать в разных комнатах; и Лёня озабоченно интересовался уже — «а печка есть там? какая печка?», а Серёжа отвечал ему радостно: «Хорошая там печка, чугунная, дымоход из оцинкованных труб, снял — перенёс, с кирпичной мы сели бы в лужу, как ее соберешь заново без раствора?»; «А между брёвен там что? ну, щели чем законопачены?» — «Да мох там, обычный мох наверняка, они тут в тайге без пижонства, его и по второму разу можно — а нет, так ещё наберем, он тут под снегом везде — просушить только», — видно было, что если бы не начинающиеся сумерки, они сейчас же, в эту же минуту бросились бы на тот берег и принялись осторожно, по одному отслаивать с кровли ломкие шиферные лоскуты или снимать с петель двери, чтобы день начала нашей новой жизни, одобренный теперь единодушно, начал приближаться уже сегодня.
Наутро мы отправились взглянуть на дом — называть его баней теперь, когда на него было возложено столько надежд, никому не пришло бы в голову. По-настоящему подробно его видели только мы с Серёжей — но, в отличие от него, я почти ничего не могла бы сейчас вспомнить, кроме темного просторного предбанника, узкой парилки с маленьким окошком на уровне глаз, сквозь которое заглядывала слепящая холодная луна, и остывающей печи, к которой я прислонялась спиной в день своего позорного бегства.
Пока мы шли через озеро — нестройной, растянувшейся цепочкой, потому что оставаться на острове, карауля наши скудные припасы, не захотелось никому, так что детей укутали поплотнее и взяли с собой; даже пёс, ещё не до конца простивший нам вчерашнюю драку, увязался следом, и то слева, то справа мелькал его длинноногий тощий силуэт, — Серёжа, побывавший там засветло и осмотревший предмет своего тщательного торга во всех деталях, рассказал нам, замирающим от восторга, что в маленьком этом одноэтажном строении три комнаты, а не две: большой предбанник с мягкой мебелью, «там диван, ребята, настоящий диван раскладной — я договорился, мы его забираем», парилка — «не такая уж она и маленькая, метров шесть, если полки разобрать — две кровати встанут легко» и, наконец, такая же шестиметровая мыльня, снабженная дополнительным комплектом деревянных полок и даже небольшим душевым поддоном.