Но в последние дни в жизни уважаемого коменданта наступила черная полоса. Прибывшие с грамотами от самого Кардинала рыцари-храмовники и грозные бойцы Тайного Канцлера установили в крепости свои порядки. Глухой зеленщик, мальчишка-приказчик из бакалейной лавки, да старуха-молочница — вот и весь список местного населения, имеющего право прохода в Северный Замок.
Рийен О» Ли горько вздохнул. Если дела пойдут и дальше таким чередом, впору задуматься об отставке. Возраст позволяет, копилка полна златом и серебром имперской чеканки, жизненных сил еще в избытке. Купить себе домик где-нибудь на берегу Терранского моря, засадить участок виноградной лозой и наслаждаться спокойной старостью. Нарисовав перед мысленным взором идиллическую картину с молодыми служанками, давящими виноград в дубовых бочках, стареющий ловелас вожделенно застонал.
— Ваша милость, — втиснулся в дверь грузный ключник, прервав мечтания. — Там Гланька расчет просит за прошлую седмицу.
— Какой расчет? — вернувшись из мира грез к бренным делам, комендант сердито засопел.
— Дык, за молоко, вестимо, — развел руками опухший, разукрашенный синяками ключник.
— Держи, — бросив на стол глухо звякнувший кошель с медью, Рийен хмуро поинтересовался: — Кто это так тебя отделал?
— Эти… — с горечью махнул рукой страдалец.
— Кто ж еще-то?
Кто такие «эти» ясно было и без слов. Рийен уже приготовился разразиться привычной в последнее время бранью, как неожиданная мысль пронзила сознание. Резво подскочив к ключнику, он с силой встряхнул его за грудки:
— Кто такая Гланька?
— Внучка молочницы, — захлопав узкими щелочками глаз, сипло выдохнул полузадушенный ключник. — Старуха занемогла, ее вместо себя прислала.
— Сколько ей лет? — едва не захлебнулся от предвкушения нежданной удачи Рийен.
— Годков двадцать минуло, — выпучила глаза жертва, жадно хватая ртом воздух.
— Начальника стражи ко мне! — отбросив ключника, рявкнул в открытую дверь комендант, с трудом сдерживая вопль восторга.
Когда преданный заместитель ввалился в кабинет, топая сапожищами по драгоценному паркету, блестящий план был готов полностью.
— Смотри… — ухоженный палец коменданта двигался по плану нижнего яруса. — Вот сюда мы перевели княжну. Рядом — камера наставника по болу. Соседняя пустует, в нее и закроешь молочницу… Понял?
— А что в покои свои ее не прикажешь привести? — удивленно хрустнул бычьей шеей старый собутыльник.
— Эти волки везде караулы понаставили, — поморщился комендант. — Вмиг прибегут с расспросами.
— А если в камеру закроем, полагаешь, не станут допрос затевать? — задал резонный вопрос начальник стражи. — Смотри, как бы боком не вышла твоя затея.
— Держи… — на стол лег листок бумаги. — Это мой приказ о наказании за нерадивость. Две седмицы в заточении за прокисшее молоко и разбавленные сливки.
Заместитель расхохотался. Восхищенно покрутив бритым черепом, он неуклюже польстил:
— Кишка тонка у столичных против тебя. Твоей хитрости и Дремлющий позавидует.
Рийен О» Ли растянул тонкие губы в самодовольной усмешке. Ближайшая ночь виделась ему бурной и восхитительно сладкой после долгого поста.
Глава семнадцатая
Сай-Дор, столица Империи
Двумя седмицами ранее
Во власти дураков нет. Они, конечно, пробираются в нее периодически, но надолго как правило не задерживаются. Власть — что мельница на берегу полноводной реки людских надежд. Обветшает запруда, обмелеет русло чаяний народных, и водяное колесо замедляет ход жерновов. Приходит новый мельник, залатает течь и вновь бурлит, кипит и радуется глупая река.
Но хуже, когда вода выходит из берегов. Скрипит, вращается бешенно колесо, грозясь сорваться, и унестись по течению в безвозвратные дали; грохочут жернова в последнем издыхании, пугая прислугу и расшатывая мельницу. Мечется хозяин, диким ором орет, да толку нет ни на грош — кончилось его время. Не почесался вовремя, не почистил русло от мусорного затора — вот и результат.
Князь Кайта острым умом не блистал, но столичное хозяйство содержал в порядке. В нужный момент — подачками, посулами, иль отдав на растерзание пару-тройку зарвавшихся чинуш — выпускал пар из готовой взбунтоваться черни, или безжалостно отправлял на плаху отчаянные головы, гася в зародыше очередную бучу. Оно и не мудрено — когда под боком императорский дворец и правительственная площадь, ухо надо держать востро.
В городскую казну исправно платили дань столичные гильдии, заезжие купцы и ростовщики-менялы. Тек полновесный золотой ручеек от состоятельных горожан, возжелавших надстроить еще один этаж к своим хоромам или расширить свой дворик за счет выморочной соседской усадьбы.
Тек полновесный золотой ручеек от состоятельных горожан, возжелавших надстроить еще один этаж к своим хоромам или расширить свой дворик за счет выморочной соседской усадьбы. Каждая пядь сайдорской земли стоила столько, что в иных уголках Империи за эти деньги можно было прожить безбедно все жизнь.
Злые языки шептали, что немалая часть городских доходов прилипала к рукам градоправителя. Что за подряд на постройку моста, нового театра или замену булыжника мостовых надо заплатить столько, сколько стоит иной провинциальный городок со всеми своими потрохами. Ядом брызгали завистники, оплачивая растущие с каждым годом счета водоносов — и здесь они видели подлую руку князя. Поговаривали, что даже Клан Убийц в день Танца Трех Лун преподносит ему щедрые дары.