— Правильно! Молодец! Физические нагрузки полезны для здоровья, — похвалила я осмотрительного телохранителя.
— А чего ты молчишь? — Лакс поддел Гиза.
— Как правило, молчат по двум причинам, — ответила я вместо киллера. — Первая: когда сказать нечего — и на такое способны только очень умные люди, большинство же прикрывает невежество, начиная молоть языком откровенную чушь, и второе — когда сказать можно много, но информация не предназначена для чужих ушей. Полагаю, на данный момент наш спутник относится ко второй категории мудрецов, ибо, не владея тайнами мгновенного перемещения, Тэдра Номус не обрела бы имидж столь вездесущей организации.
Полагаю, на данный момент наш спутник относится ко второй категории мудрецов, ибо, не владея тайнами мгновенного перемещения, Тэдра Номус не обрела бы имидж столь вездесущей организации. Конечно, афишировать эту свою способность они не склонны, да и злоупотреблять ею тоже не собираются. Лишнее внимание и гласность мешают работе.
— Ты много знаешь, — обронил Гиз, практически соглашаясь с моими выводами.
— Скорей уж о многом догадываюсь, — пожала я плечами. — И вообще, чем больше знаешь, тем больше забываешь, следовательно, самый умный тот, кто знает меньше всех. Ну или во всяком случае, самый осторожный и живучий.
— Не спорю, — хмыкнул мужчина, очарованный стройной системой старинной логической цепочки, однако ничего про своих бывших соратников так и не рассказал. Мы не настаивали, не хотелось портить настроение ни себе, ни ему, да и других тем для дорожной болтовни было предостаточно.
Вот только сколько б мы ни рассуждали о потенциальных опасностях, судьба все равно вмешается и сделает все по-своему, чаще всего в пику твоим благим намерениям. И тут остается только одно: расслабиться и получать удовольствие.
Спустя семьдесят три минуты с тех пор, как мы выехали со двора харчевни, широкий тракт, расстилающийся предо мною, неожиданно резко кончился. Вернее, кончился не тракт, а мое мирное путешествие по нему, потому что милый, кроткий как овечка Дэлькор ни с того ни с сего ржанул, раздул ноздри и, резко вильнув влево, понесся напролом в чащу леса так, будто его кто вожжами по крупу огрел. Я испытала чувство де жа вю.
Дэлькор несся, как метеор. Да, мудрые эльфы, давшие ему не только насмешливое прозвище, но и звучное официальное имя, были правы, звание «Солнечный Ветер» конь заслужил, как, впрочем, и массу других, куда менее лестных эпитетов, готовых сорваться у меня с языка. От нецензурных ругательств я воздерживалась лишь по ряду причин, первой из которых была необходимость плотно прижиматься к шее обормота, мчащегося через лес, где никто не позаботился провести предварительную обрезку деревьев на уровне головы всадника. Чтобы деревья не произвели аналогичную операцию с моей бедовой башкой, я распласталась на спине Дэлькора. Эльфийский выкормыш, что на дороге, что в диком лесу, чувствовал себя одинаково комфортно, не спотыкался, ни шарахался из стороны в сторону, не путался копытами в траве и кустарнике, растительность словно давала ему зеленый коридор. Судя по отборной брани, доносящейся далеко позади, из уст пытавшихся догнать меня мужчин, такой льготы местная экосистема никому более предоставлять не собиралась. Хоть Лакс и был наполовину эльфом, его конь кровью дивного народа похвастаться не мог и спотыкался наравне с другими животными.
Я намотала на руку поводья и оставшимися свободными пальцами вцепилась в густую гриву коня. Нечего было даже пытаться выпрыгнуть из седла при таком темпе передвижения, а кричать «Тпру!», когда Дэлькору вздумалось ломануться куда-то столь целеустремленно, бесполезно. Призыв «Остановите Землю, я сойду!» имел бы большую эффективность для наведения порядка в планетарной системе, чем элементарная лошадиная команда для жеребца-хулигана.
Тот, кто придумал поговорку «упрям как мул», никогда не ездил на уважающей себя лошади. Мой Дэлькор летел как выпущенная из лука стрела, с той же целеустремленностью, он явно знал, куда и зачем движется, и никаких разумных предложений по изменению траектории принимать не намеревался. Мне оставалось только крепко держаться, ждать прибытия на место и гадать, что Дэль учуял на сей раз: очередную жирную птицу к ужину, сокровища или еще какой-нибудь необходимый мне с точки зрения усовершенствованной лошадиной логики предмет.
Спустя шесть минут бешеной скачки, конь и я, в качестве багажа, вынеслись на поляну.
Спустя шесть минут бешеной скачки, конь и я, в качестве багажа, вынеслись на поляну. Она была шириной не более семи метров, зато ровненькая, чистенькую, идеально-оптимистичная, как в сказках про пушистых зверьков, гномиков и эльфов (из тех, что живут в цветочках и пьют по утрам росу, а не вино или пиво, как мой Лакс). Вдобавок данный экземпляр очаровательной лесной полянки отличался не только ярко-изумрудной травкой и чрезвычайно крупными чашечками разнообразных цветущих растений, вся эта прелесть светилась. Ей богу, не вру! Она светилась нежно-персиковым искристым, как срез настоящего, без нитратов, сахарного арбуза, светом и пахла магией.