Мы выбрались из харчевни, и народ расступился, пропуская нас, точно следственную бригаду, к месту происшествия. Дэлькор стоял по стойке смирно и крепко держал в зубах руку черноволосого, бьющегося в сопливой истерике вьюноши.
— Проголодался, что ли? — выковыривая из зуба какой-то упрямый кусочек, меланхолично поинтересовался Кейр, одним махом создавая в деревне легенду о страшном, но справедливом коне-людоеде.
— Не клевещи на невинную животинку, — уже сообразив, в чем дело, строго погрозила я телохранителю. — Вспомни, я ему что приказала, когда кушать шли? Багаж охранять…
— И откусить по локоть руку тому, кто попытается наш багаж украсть, — ухмыляясь, подхватил Лакс, поощрительно похлопав коня по крупу. У пойманного парня истерика вышла на новый виток, сопровождающийся закатыванием глаз под лоб и громким подвыванием на одной ноте.
— А коник-то магевы вора поймал!!! На Черного Карина давно думали, только за руку пройду поймать не могли! Так вот и словили, сколько пряже не плестись! — дошла до той части любопытной толпы, что состояла из местного люда, суть наших переговоров.
— Значит, это — вор, — спокойно заключил Гиз и вытащил из ножен кинжал, явно намереваясь совершить правосудие прямо на месте.
— Гиз, тпру! Я не поклонница суда линча. И смерть — единственное, что уже нельзя исправить, — положив руку на его запястье, попыталась я охладить разом разгорающийся гнев толпы и пыл телохранителя. Кинжал он вложил в ножны подчеркнуто аккуратно, но ярость, полыхнувшая в глазах, оказалась поострее иного клинка. Вряд ли моего телохранителя раньше часто хватали за руки, мешая работе, да еще и приказывали стоять, как лошаку.
— Ножиком-то это и впрямь лишнее, почтенная магева, а вот вожжами протянуть его на конюшне, чтоб впредь неповадно было — то дело! — поддержал мои начинания тот самый дюжий мужик, видно местный авторитет, что переживал за Дуницу. — Ты, конику-то скажи, что парня отпустил, а?
— Дэлькор, выплюни это гадость, — попросила я коня, и он, брезгливо фыркнув, разжал крепкие белые зубы.
Парень всхлипнул от облегчения, кажется, перспектива быть выдранным на конюшне страшила его куда меньше зубов моего очаровательного коня, и, упав на колени, залопотал заплетающимся языком:
— Я ж только тронул мешок, а он тут же… Я ж не знал, что это ваши вещи, магева!
— Незнание закона не освобождает от ответственности, — строго процитировала я, но зачитывать права обвиняемому не стала, чай не демократическое государство, где любая тварь лазейку найдет, чтоб от ответственности ускользнуть. — Эй, народ, как полагаете, сами порку ему устроите в наказание или мне позволите поколдовать над этим ворюгой, чтоб отныне и впредь у него рука на чужое добро подняться не смогла?
Как ни был простой люд охоч до крови, а только поглазеть, как я колдовать буду, жаждал сильнее, да и спорить с магевой себе дороже. Большинством голосов мне «дозволили» применить к незадачливому вору магию. Я кротко улыбнулась. В голове уже крутилось изящное в своей простоте восхитительно стройное заклятье, совмещающее в одной три руны: Дагаз, трактуемую многомудрыми рунознатцами как точка величайших изменений, превращаемая явление в его противоположенность, Тейваз — руна справедливого суда и Гебо — обмен дарами. Эта рунная комбинация, по моему умыслу должна была на корню пресекать порыв вора к краже, оборачивая его в стремление поделиться с потенциальной жертвой собственным добром в том объеме, какой преступник собирался изъять. Я коротко описала суть заклятья, предлагаемого вниманию уважаемой публики, и приступила к делу.
Рисовать руны краской я не стала, только властно простерла руку в сторону приговоренного, закатившего глаза в полуобморочном состоянии и четко проговаривая имена, вывела их формы в воздухе на уровне его груди.
Мое мысленное пожелание было принято к сведению, и сияние волшебных знаков узрели все. Вот теперь руны намертво впечатались в суть Черного Карина, тем более крепко, что сам ворюга был абсолютно уверен в конечности и бесповоротности приговора. А когда существует такая безрассудная вера, нет нужды в каких-то дополнительных усилиях со стороны творца. Жертва все сделает совершенно добровольно и с песней.
Натворив доброе дело, отбоярившись от назойливых предложений кузнеца (того самого дюжего советчика) бесплатно подковать Дэлькора, и оставив бедного вора оплакивать свою судьбу в обществе любопытствующих доброжелателей, наш маленький отряд тронулся в путь. Вернее, тронулись кони, мы ехали на их спинах, а славно откушавший Фаль мирно посапывал в излюбленном гамаке из моей рубашки.
Первое, о чем заявила я, выбравшись, наконец, на тракт, было:
— Если в каждой деревне, где нам приспичит перекусить или ночлег искать, будет такое твориться, я, пожалуй, потребую пересмотра маршрута. Склоняюсь в сторону самых малолюдных, желательно вовсе необитаемых мест. Такими темпами мы к горам и до зимы не доберемся, вот замерзнет озеро, мне что ж тогда, лед грызть?
— Я не думал, что все так обернется, извини, — искренне чувствуя себя виноватым за втягивание магевы в разборки с чужими проблемами, сказал Кейр.