— Алина Александровна, а когда я вам это сказал? Разве тогда все вот так выглядело? — я обвел рукой стены столовой, подразумевая при этом окружающий мир, — Скажите, если бы я, скажем, в тот день пригласил вас в Большой театр вместе с дочками, вы бы сегодня так и ждали исполнения этого обещания? Что-то изменилось там за стенками с тех пор, как мне кажется.
— Но Володя имел привычку сдерживать обещания… — тут она уже губы поджала.
— И как он должен был их сдержать? — спросил я, — Как добраться в такой обстановке почти от монгольской границы до Кировской области? Это сколько тысяч километров?
— Есть же самолеты…
— Алина Александровна! — вздохнул я, — Ну кто даст одному единственному человеку самолет для того, чтобы он мог встретиться с семьей, в то время, как вокруг гибнет мир и каждый литр топлива, каждый час моторесурса уже на счету? Вы серьезно?
— Володя — выдающийся ученый. Он им нужен, чтобы сделать вакцину, — ответила она.
Я и рот не успел раскрыть, как к моему удивлению в разговор влезла Ксения:
— Ма, как я думаю, он все что мог, уже сделал, — жестко так сказала, прищурив темные глаза. — Достаточно. Все наше семейство сделало. Поэтому смею предположить, что дальнейшее наше участие в научном проекте не строго обязательно, мир как-нибудь переживет.
— Это не отменяет главного — он может быть там, — ответила ее мать.
— Нет, не может, — снова заговорил я, — С ним может быть связь оттуда, это одно ведомство и у них связь должна быть. Максимум, на что мы там можем рассчитывать, это на то, чтобы узнать где он и что планирует. Думаю, что такой задачей нам и следует ограничиться.
— И что?
— То, что ваше присутствие там не обязательно. Связаться мы сможем и без вас. Если вдруг каким-то чудом он окажется там, то мы постараемся его увезти. Если он не сможет уехать — придумаем, как доставить вас к нему.
— Тем более. что мы намерены вернуться сюда, — сказала Аня, — Там мы не останемся.
— Аня! — возмутилась Дегтярева, — Это же твой отец!
— И что нам при нем делать? — удивленно подняла брови она, — Мы здесь уже вполне уважаемые люди, несмотря на женский пол и сопливый возраст, с нами дяди-спецназеры с почтением здороваются, а там что? Полы мыть в лаборатории? Спасибо, не надо, мне моя нынешняя работа нравится больше.
Тут она не соврала. А уж после нашего последнего набега на библиотеку, из которого мы притащили целых четыре рюкзака, набитых вселенской мудростью на оптических носителях, авторитет наш в «Пламени» стал совсем настоящим, никем не оспариваемым. Мы перестали бояться, что кто-то спросит, на каком основании такая толпа народу у них харчуется и расходует дефицитное топливо — окупаемся.
Мы перестали бояться, что кто-то спросит, на каком основании такая толпа народу у них харчуется и расходует дефицитное топливо — окупаемся. Ну и не только я это понимаю, все остальные в отряде тоже ощущают. Поэтому позиция Ани мне очень даже понятна — куда лучше жить там, где тебя ценят и уважают, чем где-то еще.
Алина Александровна замолчала растерянно, сильно потерла лицо ладонями, затем спросила меня:
— Сережа, вы же с ним работали. Неужели вам не хочется вернуться к науке, заняться вакциной?
— Нет, — ответил я категоричино. — Все, что творится вокруг — это наука, точнее — результаты игр с ней. Я впредь к ней никакого отношения иметь не собираюсь. Забыл как страшный сон. Баста.
— И что предлагаете?
— Я все сказал, — пожал я плечами, — Ждите нашего возвращения, все выяснится. Обещаю, что если Владимир Сергеевич там, то я придумаю способ вас к нему доставить. Вплоть до того, что договорюсь насчет самолета.
— А если не там? — голос ее чуть упал.
— Ну… тогда постараюсь выяснить все, что возможно, — пожал я плечами, после чего с усилием соврал: — Но уверен, что с ним все нормально. Там, куда он улетел, горы, глухомань и военный объект максимальной степени секретности, так что они там как в крепости.
— Хорошо бы, — вздохнула она.
К облегчению моему великому, на этом самая скользкая часть собрания закончилась, Алина Александровна смирилась. К счастью, у нее уже работы хватает, она же психолог, а здесь множество сирот, людей, потерявших близких, вот и делает, что может. И еще и в школе работает. Это праздный ум опасен, он в силу незанятости подчас удивительные вензеля выписывает.
И хорошо, что Степаныч с семейными тоже в поход рваться не стал. Но Степаныч мужик трезвый и рассудительный, понимает, что к чему. Ни он, ни Валентина Ивановна даже Шмеля отговаривать не стали. Все они понимают.
— Итак, вопрос ко всем, — снова заговорил я, — Кто едет в Горький-16? Поднимайте руки.
Руки подняли все, разумеется, а я рукой махнул. Не судьба бороться против всех. Пусть будет как будет, видит бог — я пытался. Зато голос поднял Степаныч:
— Серега, ты цэу дай, какой транспорт готовить. С утра и начну.
— Как какой? — чуть удивился я, — «Садок» и два «козла».
— На хрена тебе «садок» в колонне? — озадачил он меня вопросом, — Ты в нем ночевать собираешься всей группой?
— Ну… да, — кивнул я, — А что?
— Зря. Ночлег и так сумеешь найти, земля пустой осталась, — сказал он, — Или палаточки возьмите, в лесу не страшно.