— Класс, — с чувством заявил я, — Как раз на праздник подарок.
— Что за праздник? — удивилась она.
— На календарь смотрела? Девятое мая. И у нас сегодня победа локального масштаба, так что вдвойне.
— А, ну тем более.
Баня, разделенная на мужскую и женскую смены, стала для нас настоящим испытанием, и заодно нарушением наших привычек с традициями вкупе. Наша то компания всегда ходила в нее совместно, двумя парами, по очереди заходя в парилку и совместно гоняя чаи в предбаннике. А когда народу прибавилось, то вся наша стройная система сбилась, пришлось делиться на смены. Сейчас же мы снова могли пойти вчетвером.
Дом Трофимыча стоял вроде и в середине вытянутого села, но задняя часть двора прилегала к пруду, за которым уже ничего не было. В смысле, от деревни ничего, а всего остального даже много было — был сам пруд, был луг и был лес за ним. Баня тоже была — большая, с просторным предбанником, от которого в пруд бежали мостки. С мостков надлежало прыгать после парилки — пруд питался от многочисленных ключей, и вода в нем была ледяной в любую жару. Когда мы подошли к бане, из предбанника вышли Маша с сестрами, все с розовыми после парилки лицами.
— Как там? — спросила Татьяна.
— Здорово! Лучшая баня в моей жизни! — решительно заявила Аня, растрепав рукой свои короткие влажные волосы.
Тут в глаза бросился некий непорядок, о чем я не преминул высказаться вслух.
— Дамы, а почему вы без основного оружия?
— Пистолеты у всех. — сказала Маша.
— Маш, если что-то случится, то тебе сначала придется бежать через всю деревню за оружием, и лишь потом заниматься делом, — укорил я ее, — Мы же не в «Пламени», где внутри полная безопасность. Значит так: вне защищенной территории, которую я сам объявлю таковой, без основного оружия и боекомплекта не ходить. За нарушение… сами знаете, что.
— Что? — полюбопытствовала Аня.
— Порка розгами, — повернулся я к ней. — Шпицрутены. Сквозь строй в светлое будущее. Расстрел под барабанный бой. Всем понятно? А мы, с вашего позволения, в баню.
Нам пожелали «легкого пара», и на этом разошлись. Мы зашли в предбанник, и не успел я снять разгрузку, как в дверь постучали. Затем заглянула хозяйка, жена Трофимыча, Лидия Васильевна, крупная румяная дама за сорок. В руке у нее была стопка белых, чисто выстиранных и до хруста наглаженных простыней.
— Ребята, покажу вам, где и что, — заговорила она. — У нас чай с травками, с ромашкой есть, с чабрецом, со зверобоем, с малиной…
Она начала перебирать сухо шуршавшие стеклянные банки, показывая, где какой. Затем продемонстрировала сухие веники, тоже объяснив классификацию. Веники у них были и березовые, и особенно мной любимые дубовые. На каменке закипало ведро воды, куда я и опустил два дубовых веника. Сейчас они там отмокнут, и этой же водой поддавать пару будем. Не знаю, как насчет любителей использовать для такой цели квас и пиво, а по мне так лучше дубового настоя и нет ничего.
Затем она тоже нам пожелала легкого пару, открыла дверь, пошла на улицу и вдруг вскрикнула.
Затем она тоже нам пожелала легкого пару, открыла дверь, пошла на улицу и вдруг вскрикнула. Через секунду я уже стоял рядом с ней, с автоматом в руках. Рядом была Татьяна.
— Ребят, а чего это он такой? — дрожащим голосом спросила Лидия.
На той стороне пруда стоял зомби. Какой-то подразложившийся мужичок в телогрейке, пропитанной запекшейся кровью. Он увидел нас, но не бросился вперед, а топтался на берегу пруда.
— Лидия Васильевна, не ваш? — спросил я. — Не узнаете?
— Как это не узнаю? — даже возмутилась она. — Это Генка Сидоров, у нас на грузовике в колхозе работал. Его уже неделю не видели, с тех пор как он в Подсолнечное уехал. А чего это он такой? Мертвяк?
— Не видели мертвяков? — удивился я.
— Не-е. Откуда? По телевизору только. — замотала головой Лидия Васильевна.
— Интересно.., — удивился я. — У вас же вроде были здесь.
— Меня тогда не было, я только убитых видела.
Вот какая она, жизнь пейзанская. Вся Москва мертвяками сожрана, а тут их даже и не видели. Не зря говорят, видать, что все новое в Москву, а селу после столицы ничего и не достается.
— Что тебе интересно? — нервно спросила Танька. — Грохни его, пока он в воду не залез, а то придется из пруда вылавливать. Я в пруд, где покойник плавает, в жизни не прыгну!
— А он к воде не подходит, смотри. — обратил я ее внимание на новую деталь мертвецкого поведения.
Действительно, хоть зомби явно хотелось добраться до добычи, то есть до нас, он не лез в воду, и более того, это выглядело так, как будто он опасался ее. Не то, чтобы в панике бежал, но и лезть в пруд категорически не хотел.
— Слушай, он явно боится воды. Почему?
— Не знаю, — пожала плечами Татьяна. — Я вообще не видела, чтобы они хоть чего-нибудь боялись.
Мертвяк, словно его осенило, вдруг решительно пошел, почти побежал, в обход пруда, явно собираясь добраться до нас.
— Я тоже так думал, а тут на тебе. Но видишь, сообразил, что к чему. Может просто понимает, что в воде ходить не получится, — сказал я и повернулся к хозяйке: — Лидия Васильевна, стрельбы не боитесь?
— Боюсь. Но ты стреляй, ну его. — махнула она рукой. — Страшный он какой-то, аж мороз по спине.