— Ну видок у вас, сам со страху разбежишься. — ехидно объявил неожиданно появившийся Белявский, забросивший свой рюкзак в головной уазик. — Рейнджеры, блин, чисто рейнджеры. Мария Александровна, красота наша невероятная, присоседиться позволите ли?
— А если не позволю — удалитесь? — поинтересовалась она.
— Да ни за что, следом побегу. — помотал белобрысой головой старлей. — Или вон в «таблетке» поеду, там на одного Пашку две юные девы.
— Я тебе поеду, разболтался.
Белявский загрузился, сразу схватился за рацию. Бэтээры разведроты взревели моторами, в середину колонны встроились машины с минометами на прицепе, которые тоже подтягивались сюда на случай серьезной войны, но так и не сделали ни единого выстрела. Вперегонки заревели заводящиеся дизеля, поднялись клубы вонючего солярного дыма, колонна тронулась.
— Эх, завоняют нас. — сокрушенно сказал Белявский. — Надо было вас на броню сманивать, а тут бы баранку самые стойкие крутили.
— Мы тут все сплошь самые стойкие. — заявила Татьяна, как раз сидевшая за рулем. — Связался с нами — с нами и мучайся, умный какой.
— Разведчикам острый ум присущ от природы. — парировал Белявский. — Естественный отбор, так сказать.
— А как же тогда ты в разведчики попал, не пойму? — вроде как поразилась она.
Трудно сказать, что именно старлей собирался ответить, но тут его отвлекла рация. Колонна втянулась в лес и пошла в сторону Нижнего по пустынной дороге, пугая ревом моторов птиц. Все насторожились, смыкавшийся прямо за обочинами густой лес вызывал напряжение. Хотя хлебозавод и железнодорожный разъезд взяли почти без стрельбы, все очень уж гладко не прошло. Уголовники из бывшей банды Крапа с потерей территории, на который они уже считали себя полновластными хозяевами, не смирились. Точнее — смирились не все. Те кто и так был на рядовых ролях, пошли искать счастья в других группировках, а вот те, кому было что терять, начали постреливать. Пока у военных потерь не было, но все это до поры до времени. Вчера даже хлебозавод обстреляли из пулемета.
— В деревне перестрелка была. — как раз сказал Белявский, закончив связь. — У нас двое раненых. У мотострелков.
— Это где? — спросила Татьяна, насторожившись.
— В Бабкино, километров десять отсюда. — показал рукой за спину Белявский. — Туда взвод выдвинулся на трех БМП себя показать, и нарвался. Бандюки ушли. Чует мое сердце, как в ППД придем, так нам и объявят, что езжайте, соколы ясные, обратно. Там каша заварилась.
— Игорь, ну а как еще? — спросила его Маша. — Вы же территорию не просто так отбили, верно? А мы тут наслушались, что бандиты по деревням творили. Надо были или не браться, или теперь не жаловаться. Одно из двух, вроде как.
Одно из двух, вроде как.
— Да я не о том. — сказал старлей. — Я вообще не вижу смысла нас отводить, это же с самого начала было ясно, что без драки не обойдемся. Поначалу всегда так — с начала затишье, пока противник в обалдении и растерянности. А затем с каждым днем все больше и больше проблем. Соберутся с силами, прикинут, что к чему, тактику выработают, и начнут. Начинают уже, по факту.
— Это да. — согласилась Маша. — Вы же их с кормовой базы согнали, им либо к другим за милостыней идти, либо с вами воевать.
— Тут сложнее. У нас по тем данным, что из ППД получили, выходит, что банды, которые ближе к Горькому-16, предпочли пойти на мировую и провести границы. Перемирие у них там. Железную дорогу договорились беречь, из города отходят, в общем, проявили сознательность. А этим вроде как теперь и терять нечего.
Сергей Крамцов, партизанский командир.
31 мая, суббота, день.
Шли по дороге, быстро, все так же с бронетранспортером во главе колонны. Ученого спрятали в «бардаке», Большой уступил место стрелка Зудину, который заявил, что лучше него с башенным вооружением бронетранспортера никто не справится. Я был склонен ему поверить, поэтому пожелание выполнил.
Когда до места оставалось около тридцати километров, мы на всей скорости пронеслись через скопление расстрелянных грузовиков и снесенную баррикаду. Похоже, что здесь был какой-то дорожный заслон, и еще было похоже. что через него всей мощью проломилась колонна «фармкоровских». Все было расстреляно, сожжено, уничтожено, почерк уже знаком. Эти если бьют, то насмерть, до кровавых брызг. Останавливаться не стали, гнали дальше и чуть не нарвались километров через десять на неприятности. Почему-то решив, что разгромленный блок был единственным, мы с ходу вылетели на еще один, километров через семь после первого.
— Стой! — успел крикнуть я, когда из-за поворота лесной дороги показалось скопление бетонных блоков. — Назад! Огонь на подавление!
Командовать Зудину было лишним. Я еще слово «подавление» не успел закончить а пулеметы башни уже загрохотали вперегонки. Строчка пуль, вышибая пыль и искры, хлестнула по укреплению, и тут же к нашему оружию подключились пулеметы «бардака».
Кто-то, не успевший укрыться, упал прямо перед стеной блока, качнулся и сразу быстро задымил «шестьдесят шестой», прошитый очередью из КПВТ, бросили свой пост пулеметчики, метнувшиеся в укрытие, а тяжелые пули разнесли на запчасти брошенный ими «утес». Над стеной Ванькой-Встанькой возникла фигура с трубой на плече, дымная стрелка метнулась к нам оттуда, со звоном отрикошетила от брони ударившая по касательной граната, а наша броня, огрызаясь из всех стволов, сдавала задом, завывая трансмиссией.