Везде одно и то же, озверели эти скоты от власти и безнаказанности. Озверели настолько, что сомневаться начинаешь, неужели мы с подобными тварями по одной земле ходили? Нет, неправильно я сказал. Озверели они не от власти и не от безнаказанности. От этого они только проявили свою истинную сущность, до поры скрытую. Ну ничего, эти у нас допрыгаются, обещаю. Именно эти и очень скоро. Как — пока не знаю, но придумаю.
Большой сканировал эфир, но ничего интересного не поймал. Весь радиообмен между станцией и основными силами свелся к нескольким бытовым вопросам. Даже такая простая вещь, как радиоперекличка, здесь не работала. А зря. Радиопереклички не просто так придумали, знать надо.
Удалось разглядеть, где находится рация. Второй этаж, судя по тому, что видно через окно — бывший кабинет начальника станции. Рация стоит на столе, старенькая «сто девятая». Антенна растянута на крыше, убери ее, и связи не будет.
Портативных радиостанций у них не было совсем.
Рация стоит на столе, старенькая «сто девятая». Антенна растянута на крыше, убери ее, и связи не будет.
Портативных радиостанций у них не было совсем. Не хранились они на мобилизационных складах. Значит, связи между патрулем, обходящим территорию, и командирами нет. Соответственно, нет и радиообмена между караульным и начальником караула, если у них такой есть. Пока смену не проведут, не узнают, что с патрулем что-то случилось. Нам на руку.
Смена патруля тоже проходила по патриархальному просто. Ходящий по территории патруль подходил к домику станционного начальства, заходил внутрь, а оттуда им на смену выходил новый патруль. Все бесхитростно и как метод несения караульной службы ни на что не годится.
Постепенно день склонился к вечеру. Сгустились сумерки, видимость снизилась. Никаких изменений в режиме несения службы не произошло. Наверняка это территории разных банд. Если бы все произошедшее сегодня случилось с одними и теми же, то какое-то усиление мы бы наверняка наблюдали. Все же двадцать пять километров всего между станцией и деревней Вяльцево, а этим никто ничего не сообщал. Сочли за труд. Или вообще они враждуют? Все может быть.
К вечеру в здании станционного начальства началась пьянка. Днем еще как-то крепились, по крайней мере, никто пьяным не выглядел, а к вечеру расслабились. Конец рабочего дня, вроде как. Заметили мы и еще нечто новое. В маленьком кирпичном блокгаузе напротив здания станционного управления держали людей. Четверо бандитов вечером открыли металлическую дверь и вывели оттуда пятерых девчонок совершенно запуганного вида. Их отвели в здание, а затем мы увидели, как их разложили на совещательном столе в бывшем кабинете начальства, и поочередно пользовали, кто куда горазд.
Около одиннадцати часов, когда уже совсем стемнело, на станцию приехала белая пятидверная «Нива». Оттуда вылезли трое с большими стеклянными бутылями. Их заметили из окон и приветствовали дружным ревом. Наверняка самогонку привезли. И еще похоже, что какие-то их дружки приехали сюда специально попьянствовать и попользоваться пленными девицами. Возможно, в том месте, где они обитают, так не разгуляешься. А тут никто не видит, тишина и благодать, гуляй как хочешь. Нам тоже на руку.
— Вась, что думаешь? Когда начнем?
— К утру, когда все перепьются, — ответил Васька, не задавая даже вопросов, что именно мы «начнем». — Видел, сколько самогонки привезли?
— Видел, — кивнул я.
Тут и к гадалке ходить не надо. К утру все полягут. А караульные, гуляющие по периметру, будут или пьяными, или совсем не выйдут на улицу. В любом случае торопиться не надо. Кто участвовал в больших попойках, скажет с уверенностью, что ранним утром ни одного их участника никто разбудить не сможет.
Так мы и просидели под крышей склада до четырех утра. Сначала бандиты наперебой открыли стрельбу из окна по какой-то им только видимой мишени. Развлекались, но меня немного напугали. А как кто явится из начальства усмирять разбушевавшихся бойцов? Только этого нам и не хватало. Но никто не приехал, стрельба стихла.
Затем девчонок отвели в блокгауз. Они почти не держались на ногах, равно как их сопровождающие. Не знаю, пьяными ли были девчонки, или их так попользовали, но те, кто их вел, были пьяными в дым. Заперев девчонок за железной дверью, бандиты вернулись обратно. Из открытого окна клубами валил табачный дым, раздавались пьяные голоса и звон стаканов. Но интенсивность шума началась снижаться.
К пяти утра все практически затихло. Патруль тоже на обходы не вылезал, что, в общем, и понятно — привычка шляться по темноте должна постепенно у всех на нет сойти, никогда не знаешь, на кого или что нарвешься. Лично я бы на их месте тоже на ночь запирался.
— Так, действуем, — скомандовал я, когда окончательно убедился в полной безжизненности противника. — Я и Большой — левый фасад на себя берем, Кэмел, Коля — правый. Чтобы ни одна зараза из окна высунуться не могла.
— А я куда? — спросил Сергеич.
— Сергеич, ты бери снайперку и решай проблему пулемета на водонапорке. Как света достаточно будет, ты мне знать дай, и начнем. А затем долби по их рации, понял? До пулемета четыреста метров, до рации и того меньше, не промахнешься. Ну и просто к окнам соваться не давай, если до заварухи дойдет, лады?