Анатолий Еременко, командир отряда из Центра.
27 мая, вторник, ночь.
— Они точно кого-то высадили? Уверен? — орал в рацию Еременко.
— Точно, — ответил ему Циммерман. — Не меньше двоих ушло в водостоки, может и больше. Броня успела уйти.
— Почему? — аж взвизгнул Анатолий.
— Потому что наглые, не ждал их никто, — донесся голос в наушнике, перемешанный с помехами.
— И маршрут отхода они заранее продумали, и прикрытие поставили. Бэтээр сваливал, а вторая машина от леса его прикрывала. У нас в «Выстреле» двухсотый и трехсотый. Я же говорил, что ребята толковые, за которыми гоняемся.
— То есть еще и не догнали? — мрачно, наливаясь тяжелой черной злобой, спросил Еременко.
— Именно так. — подтвердил Циммерман. -У них маршрут отхода через лес заранее до метра просчитан был, а нам в темноте куда? Сначала гнались, а потом кто в дерево уперся, а кто в овраг.
— А по тем, что в канализации, что слышно? — снова спросил Еременко. — Они для нас самые важные, их надо взять! Обязательно! Контейнер у них, я ручаюсь.
— Пытаемся перехватить их в тоннелях, — заговорило радио. — Но там полно зомби, и плана тоннелей у местной братвы нет. И никто туда не лазил, наугад шаримся.
— Поймаете?
— Тупой вопрос, — оборвал Циммерман, — Откуда я знаю? Ловим! Ты вообще сам подумай, как ловить неполной ротой людей в целом городе с мертвяками, да еще когда ожидаешь, что местные тебе в глотку в любой момент вцепятся.
— Что по хлебозаводу?
— Связи пока не было, двадцать минут до сеанса. Свяжусь дополнительно. Ищут, но думаю, что до утра ничего не случится, темно в лесу. К тому же если там кто и был, то уже уйти мог.
— Понял, — тяжко вздохнул Еременко, — Передай своим, что если будут пленные, то пусть потрошат не жалеючи. Инквизицию им, чтобы все что знали, поведали. Понял?
— Да понял я, понял. Все я о тебе понял, — вздохнул Циммер, — Отбой связи, Торквемада.
Еременко отдал гарнитуру очкастому радисту, снова закурил, черт знает какую сигарету за сегодня, перед дверью «водника» было набросано множество окурков. В горле стоял ком, даже дышать было противно, настолько легкие пропитались дымом. Но только сигареты еще как-то успокаивали Анатолия. Пока все шло плохо. Вроде и обнаружили, но не поймали, погнались, но не догнали, прочесывают лес, но пока не докладывают. Противник все равно на шаг впереди. Никто не ждал и не думал, что они уйдут в канализацию, да еще и таким наглым способом. Прорвались на броне, со стрельбой, спалили броню уголовников, взорвали стену.
Он покачал головой. Противники молодцы, а вот с него самого снимут голову вскоре. И это вовсе не фигурально сказано. Такого провала Пасечник не простит. Не поймают, не добудут контейнер — все, он не жилец.
— «Уродов» вызови, — сказал он радисту, — Петракова, но можно и Великанова. Пусть сюда подъедут.
— Есть, — кивнул радист, а Еременко отправился походить вокруг машин.
На месте не сиделось. Присел было на ствол поваленного дерева, встал, походил. Снова сел, снова встал. Нет, успокоиться не удавалось. Что делать? Ждать результата? Очень хорошо. Подождем. Циммерман докладывает, что те, кто бегает по канализации, оторвались от погони и потерялись, найти контейнер не представляется возможным. Может быть такое? Запросто. Судя по тому, как вообще обстоят дела, все тому и идет. И очень может быть, что после поступления такого доклада его же «черномундирные» наденут на него наручники. Или просто пустят пулю в затылок. Пасечник не простит, не тот это человек. И он ясно дал понять, что Еременко на испытательном сроке теперь.
Не ждать результата? Бежать? «Уродов» он хоть сейчас может повернуть прочь, им эта погоня тоже ни к черту не нужна, убегут с радостью. У них потери, и отношения с бойцами Циммера хуже некуда, жалобы каждый день. И Циммер за ним не погонится, у него других проблем хватает. Развернет свою броню, да и двинет обратно на Тверь. Он ведь не о деле думает, а о прорыве домой. Спишет провал на Еременку с радостью, он же в схеме вообще сбоку-припеку, и никакого спроса с него.
Развернет свою броню, да и двинет обратно на Тверь. Он ведь не о деле думает, а о прорыве домой. Спишет провал на Еременку с радостью, он же в схеме вообще сбоку-припеку, и никакого спроса с него. А «уроды» же, тяготящиеся своим положением, тоже сбегут с радостью.
Но что тогда? Искать новое место в этом мире? Ехать по дорогом с живодерской ордой? А если доведется нарваться на уцелевшую воинскую часть? «Уроды» не бойцы, они даже одного серьезного боя с подготовленным противником не выдержат. Им только оседать где-то в глуши, обзаводиться своим «княжеством» и не лезть на рожон. Но эти края уже поделены, куда еще можно податься?
Докурив до половины, он со злостью втоптал очередную сигарету в дерн, и сразу же полез за следующей, хоть на нее уже смотреть противно было, а в горло как битого стекла натолкали.
— Петраков подъедет минут через тридцать, — доложил радист, высунувшись из КШМ.
Еременко кивнул, показал рукой, мол «работай дальше», и уставился в пространство, сложив руки на груди. Что делать? Вот что, а? Кто бы подсказал? Примешь неверное решение — и остаток жизни будешь локти кусать. Да и сколько той жизни останется? Тоже вопрос вопросов. Тридцать минут на размышления. Полчаса.