И где он сейчас шагал, как не по узкому переулочку к Таунсенд-стрит? А в конце переулка куда повернул — на восток к бульвару Шермана, где он может убить немного времени, слоняясь без дела по магазинам, или же на запад, к Мичиган-стрит?
До Марка вдруг дошло, что он повторяет свой маршрут вчерашнего дня, когда он свернул на углу Таунсенд и Мичиган на своем скейтборде. На этот раз ему хотелось убедиться, что фронтон дома сейчас таил в себе для него не больше притягательности, чем бетонная стена. Марк хотел, чтобы его мир вернулся к нему.
Он обогнул угол, предварительно прошелся взглядом вдоль всей Мичиган-стрит и почувствовал, что воздух в легких обратился в холодный пар. Прежде чем Марк успел разглядеть детали, его нервные окончания зарегистрировали острое чувство неправильности: знакомая Мичиган-стрит поразила его тем, что на протяжении пяти-шести секунд ощущалась как вражеская территория. И только после этого он обратил внимание на удивительную, абсолютную тишину. Будто иссушенная и лишенная жизни Мичиган-стрит стал плоской, как перспектива на рекламном щите. Скип, свернувшись калачиком у себя на крыльце, лежал недвижимо, словно мертвый. Колени Марка ослабели и задрожали, сердце забилось с перебоями.
С загадочной, самоуверенной властностью, наводившей на мысль, что он уже давно находится здесь, четким силуэтом на фоне безжизненного неба на вершине холма, на который взбиралась Мичиган-стрит, вырисовывался крупный плотный мужчина Возможно, он стоял здесь, отвернувшись от Марка, с самого начала, а мальчик из-за своего потрясения не заметил его. Чувство неправильности исходило от этого человека, от его повернутой к Марку спиной фигуры. Марк видел всклокоченные черные вьющиеся волосы, спускавшиеся за воротник, широченную спину в черном пальто, которое казалось железным листом от плеч до колен. Властное, мощное ощущение неправильности неслось от незнакомца потоком
Нет, подумал Марк, этот тип не все время стоял на вершине холма. Он придумал место действия и поместил в него себя. Он придумал и создал эффект, а цель его была — привлечь внимание Марка. С ясностью, которая порой следует в кильватере за ужасом, мальчик догадался, что ему подали предостерегающий сигнал. О чем его предостерегали, существо на вершине холма позволит ему понять позже. А пока достаточно лишь понимания того, что он предупрежден.
В самом центре ужаса цветком распустилось озарение.
«Ух ты! — осенило вдруг Марка. — Так это его я видел ночью! Это он перебрался через забор и залез к нам на задний двор».
Ему смутно припомнилась задранная вверх морда и глаза цвета стали, отыскавшие его в окне.
И тут один из новых, забавного вида «крайслеров» повернул налево на вершине улицы и прокатился точно мимо того места на тротуаре, где спиной к Марку стоял этот тип.
И тут один из новых, забавного вида «крайслеров» повернул налево на вершине улицы и прокатился точно мимо того места на тротуаре, где спиной к Марку стоял этот тип. С крыльца вдруг поднялся спавший Скип и неторопливо два раза гавкнул. Вслед за дворнягой мистера Хилльярда выпрямил спину и Марк. Почва под ногами у него качнулась справа налево, затем — вправо, прежде чем вновь стать твердью.
Марк почувствовал, что все тело снаружи и изнутри била мелкая дрожь: руки, ноги, желудок, сердце, внутренности трясло. Почти смешно было смотреть, как дрожат его руки. Колени ходили ходуном, и Марк с удивлением отметил, что в широченных джинсах этого не было заметно. Внезапно он взмок от пота.
«Попробуем так. Сделаем вид, что у нас как бы расчет вчистую, — решил про себя Марк. — Теперь пойдем наверх и взглянем на дом так, будто до этого момента ровным счетом ничего не произошло».
Он собирался постоять пару минут напротив дома, гнившего изнутри. А когда надоест там торчать — уйти.
Ему вдруг припомнилась фраза из книги дяди: «На карту, — подумал он, — сегодня была поставлена целостность мира». Ну, хорошо, а насколько целостен сам мир? На этот раз, решил Марк, он посмотрит на дом совсем по-иному. И что можно будет увидеть — он непременно увидит. Если там, под крышей, нет ничего, кроме голых стен, он убедится, что воображение надо держать в узде.
В тридцати футах перед ним на чуть покатой лужайке дом как бы едва заметно сместился, на деле оставаясь на прежнем месте. Марк замер, стоя так же недвижимо, как несколько минут назад лежал Скип. Дом выглядел в точности так же, как и вчера, однако чувствовалось, что в нем что-то изменилось. В какой-то своей внутренней форме, определить которую Марк и не надеялся, дом приспособился к его присутствию. Марк ждал Холодные капли пота щекотно скользили по бокам. Невольно он сжал кулаки, и мускулы на икрах и бицепсы невыносимо напряглись. Глаза, казалось, нагревались от того, как сконцентрировался его взгляд. Всем телом Марк ощущал, что противостоит непреклонной силе.
Он не осмеливался моргнуть.
Интересно, пришло вдруг ему в голову, — он как-то умудрился не заметить едва уловимое изменение оттенка темноты за правым окном фасада. Слишком зыбкое, чтобы точно определить его, отличие едва не ускользнуло от внимания. Марк не был до конца уверен, было ли это наяву или он все сочинил. Сейчас темнота за окном представляла собой однородную темно-серую непроглядную массу. Секунду спустя он вроде бы заметил, как произошло еще одно легкое изменение, намекая на некое присутствие за окном чего-то материального и движущегося.