Марк услышал, как легкие шаги спускаются по лестнице, параллельной той, на которой он сидел, но более узкой и крутой, скрытой за стеной. Когда она наконец покажется, если это сегодня произойдет, она выйдет из-за дверцы кладовки, что в десяти футах слева от него. Едва слышные звуки шагов были рит-мичны, словно мазки кистью. Словно кто-то отме-рял шагами лесенку в его голове.
Марку казалось, будто дом 3323 по Мичиган-стрит непостижимым образом уменьшился и стал частью его тела, а тело обратилось в вихрь горячеч-ного возбуждения. «Мазки кисти» опустились пони-же — на один уровень с ним.
Этот звук хлопающих крыльев, гудящая в ушах кровь… Нет, подумал Марк, и в самом деле хлопают крылья — только нездешних птиц, а если уж разо-браться, то и не птиц вовсе.
Он не мог и представить, что случится дальше. Он сознательно пришел сюда, и даже если сейчас про-изойдет какая-то немыслимая перемена — будь что будет. Она ждала его с того самого мгновения, когда дом вдруг возник перед его глазами, как сказочный дворец поднимается из залитой туманом долины.
Весь дрожа, Марк поднялся на ноги и вгляделся в дверь кладовки. Из-за ее двери донесся шорох, затем легкий щелчок: дверная ручка стала поворачивать-ся. За четверть секунды до того, как начала раскры-ваться дверь, время для Марка Андерхилла остано-вилось.
Пылинки недвижимо повисли в воздухе.
Затем раздался звук, поначалу едва слышный, ха-рактер которого понять было невозможно. Звук на-растал, и Марк подумал, что это обертон фортепьян-ного баса, зависший в воздухе после того, как сама нота угасла…
Потом ему показалось, что он слышит звонкое ме-таллическое жужжание тысяч цикад. Механический гул, энергичный, назойливый… Откуда в Миллхэйве-не цикады?
«Цикады? — подумал он. — Я даже не знаю, как она, цикада, выглядит!»
В десяти футах слева стала поворачиваться на пет-лях дверь, и, будто выпущенный из запертой потай-ной двери памяти, аромат шоколадного печенья за-струился к нему — мама поставила их в духовку, и вот они, вырастая из своих формочек, становились все пышнее и пышнее… Хрупкий силуэт скользнул в комнату.
В тот день она назвала ему свое имя.
На следующий она сорвала свои простенькие одежды, раздела его и увлекла к накрытому про-стынкой дивану. После этого Марк почувствовал, буд-то родился заново и стал совершенно другим Дер-жа за руку, она повела его к зловещей гигантской кровати и научила, как можно удобно устроить тело на ложбинах и пазах жуткого ложа, и ложе приняло их обоих, и они словно переделали кровать заново под собой в то время, когда двигались.
Разве мог он сказать Джимбо: «Я был облачен в ее тело, будто во вторую кожу».
«Реально?» — спросил тот.
«Реальней не бывает, — ответила она. — Настоль-ко, насколько я в силах сделать это».
Время, сбросив свой древний-древний нрав, яви-ло им свое истинное лицо. Один час стремительно обернулся тягуче-ленивым месяцем. Они перестали замечать время — его просто не было.
«Теперь ступай и подумай, — сказала она. — По-кидаешь ли ты свой мир со мной или выберешь путь попроще? Поскольку всем и каждому в твоем мире приходит собственный срок покинуть его».
И еще она сказала: «Торопись, торопись, солнце клонится к закату, Черный человек идет. Однако ты можешь уйти со мной».
Марк встретился со своим единственным другом и понял, что их встреча была последней. Летним ве-чером он отправился в парк и сел на знакомую ска-мью. Первое дыхание ночной прохлады коснулось его щеки. Ветерок шепнул: «Торопись, торопись…» Вскоре он поднялся и пошел.
ГЛАВА 23
— По-видимому, он хочет с тобой по-общаться, — сказал Филип. — И ты в курсе, я же те-бе говорил.
Филип свернул на парковку в квартале от управ-ления полиции, где примерно девятнадцать часов назад Рональда Ллойд-Джонса сфотографировали, сняли отпечатки пальцев, отобрали личные вещи и ценности и предъявили официальное обвинение в убийстве нескольких человек Присутствовавших при этом офицеров полиции озадачило то, что он принял свое унижение с долей хорошего юмора. Он отказался сделать заявление до прибытия своего адвока-та, но — вы представляете, его адвокат в настоящий момент на отдыхе, играет в гольф на Сен-Круа и вер-нется не ранее чем через два-три дня. В силу таких обстоятельств Ллойд-Джонс потребовал себе одиноч-ную камеру, регулярное питание и право пользова-ния блокнотом формата 33х40,6 см и письменны-ми принадлежностями, которые позволят ему, как он высказался, «начать подготовку своей защиты». О, кстати, — а не имеют ли отношения к его аресту два джентльмена, что подъезжали сегодня днем к его дому и спрашивали, как проехать на Лоблолли-роуд? Первые шесть полицейских, которые с ним работа-ли, ничего об этом не знали и, испытывая отвращение к своему громадному улыбчивому пленнику, ничего бы не сказали, даже если бы знали ответ на вопрос. Седьмым офицером, которого Ллойд-Джонс увидел в этот хлопотливый день, был сержант Франц Пол-хаус. Полхаус сообщил Ллойд-Джонсу, что тот не дол-жен задавать подобных вопросов.
— Скажите, — поинтересовался Ллойд-Джонс, — раз уж вы считаете, что у вас есть веские основания для моего ареста, вы действовали на основании опо-знания по словесному портрету?