Филип с отвращением смотрел на длинный черный автомобиль Тима:
— Не можешь отказать себе в удовольствии пустить пыль в глаза?
— Филип, просто в такой машине я не чувствую себя зажатым в консервной банке.
— Да ладно, пап, — вступился Марк, с такой любовью глядевший на «линкольн», будто собирался погладить ее.
— И не мечтай, — сказал ему Филип. — Тим, мне не по себе в твоем лимузине. Будь добр, садись-ка с нами в мою «вольво» — если, конечно, не боишься почувствовать себя в ней затворником.
Двенадцатилетний «универсал» Филипа цвета осенней листвы терпеливо и покорно, будто мул, дожидался у тротуара в десяти футах впереди.
— После вас, Альфонсе, — сказал Тим и с радостью услышал смешок Марка.
Похоронное бюро «Тротт бразерс» занимало гребень холма, на который взбиралась Хайленд-авеню, и для тех, кто смотрел на него с улицы, выйдя из машины, — а именно это сейчас и делали двое взрослых мужчин и двое юношей, вышедших из «вольво», — это здание казалось величественным и благородным, как загородный дом в стиле доброй старой Англии. Монументальный камень, многостворчатое плетение оконных рам, круглая башенка — место, где, образно говоря, самыми громкими звуками были шепоты посетителей, шелест поминальных брошюрок и тихий плач. Марк и Джимбо поплелись позади старших, направившихся к импозантному зданию.
В тускло освещенной прихожей апатичный мужчина с энергичным зачесом назад, скрывающим лысину, махнул им рукой в направлении двери с табличкой «Зал прощания». На стойке рядом с дверью — жирными черными буквами на большом белом листе объявление:
Миссис Нэнси К. Андерхилл
Прощание 18.00-19.00
Любящая жена и мать
Там, в «Зале прощания», останки Нэнси Андерхилл покоились в сверкающем бронзой гробу, верхняя половина крышки которого была распахнута, словно дверца таксомотора. Мягкая стеганая внутренняя отделка гроба была светло-кремовой; спокойное, опустошенное лицо и сложенные на груди руки Нэнси К. Андерхилл были подкрашены и припудрены до чуть-чуть неестественного оттенка розового. Ни один из четверых вошедших в небольшое, слабо освещенное помещение не приближался к гробу. Филип и Тим по отдельности переместились к дальней стене комнаты и взяли ламинированные карточки, приготовленные похоронным бюро. На одной стороне карточки был изображен пылающий закат над морщинистой рябью моря и безупречный песчаный пляж, на другой — молитва, напечатанная под именем Нэнси и датами ее рождения и смерти. Филип взял еще одну карточку из стопки и вручил ее Марку, скользнувшему рядом с Джимбо на место в последнем ряду кресел.
Марк, не произнеся ни слова, выхватил карточку из руки отца.
Когда Джимбо спохватился, ища карточку для себя, Марк передал ему свою. Оба подростка, вглядываясь в тихоокеанский закат, погрузились было в раздумья, когда в комнату энергично вошла проворная полненькая невысокая женщина. Джойс Брофи являлась дочерью ныне покойного последнего из братьев Тротт.
— Мистер Андерхилл, не так ли? Здравствуйте, сэр, рада снова видеть вас в нашем скромном заведении, несмотря на печальные обстоятельства. Думается мне, мы с вами могли бы с чистой душой утверждать, что делаем все, что в наших силах, не правда ли, мистер Андерхилл?
— Угу, — кивнул Филип.
Она подарила торопливую и бессмысленную улыбку Тиму:
— И вас, сэр, искренне приветствую в этих стенах. Вы принадлежите к кругу семьи?
— Он мой брат, — сказал Филип. — Из Нью-Йорка.
— Ах, Нью-Йорк, Нью-Йорк… Что ж, замечательно. — Тим вдруг испугался, что она возьмет его за руку, но женщина лишь легонько похлопала по ней. — Мы с мужем как-то раз славно провели уикенд в Нью-Йорке, а было это… Да, девять лет назад.
.. Да, девять лет назад. Мы ходили на «Les Mis», потом ходили на «Кошек». У вас, ньюйоркцев, никогда не кончаются дела и места, где можно хорошо провести время, да? Это, наверное, как жить в муравейнике — всюду муравьи, муравьи, муравьи, и все бегут, бегут… — Отстав от Тима, она потянулась к руке Филипа. — Немного робеете, да? Вы бы удивились, узнав, сколько наших гостей чувствуют то же, что и вы сейчас. Но в ту минуту, когда вы подойдете и поговорите со своей покойной супругой, вы тут же почувствуете, как ваши робость и застенчивость пройдут.
Миссис Брофи опустила ладонь на локоть Филипа и повела его по проходу меж рядами пустых кресел. Тим преданно последовал за ними.
— Ну, видите, мистер Андерхилл? Ваша женушка смотрится так покойно и красиво, будто желает, чтобы именно такой вы ее и запомнили.
Филип опустил взгляд на подкрашенное изваяние в гробу. Тим сделал то же. Нэнси умерла сразу после своего рождения, подумал он.
Сдавленным голосом Филип произнес:
— Спасибо вам за все…
— Если хотите совета человека достаточно опытного в подобных делах, — Джойс Брофи шептала почти в самое ухо Филипа, — то велите этому симпатичному юноше, вашему сыну, полагаю, подойти и попрощаться с мамой, потому что, поверьте мне, если он упустит этот шанс, другого уже не представится никогда, и он будет вспоминать и жалеть всю оставшуюся жизнь.
— Отличный совет, — сказал Филип.
Дружески похлопав Филипа по запястью, она энергично удалилась.