Эло, поняв, что я задумала, замер. Мои покои находились на пятом этаже, а учитывая страстную и неизбывную любовь местных зодчих к высоченным потолкам, то по стандартам моего мира этаж был седьмой-восьмой, а то и девятый. Под окном рассп4лался миленький газончик с аккуратно подстриженной травой. Конечно, мощеная площадь была бы предпочтительнее — тогда убьюсь наверняка, но и падение на газон с такой высоты просто не сможет пройти бесследно.
— Ну так как, ты отойдешь от двери или мне выходить в окно?
Честно говоря, я была уверена, что придется все-таки отступать менее традиционным и более травмоопасным способом (я была так унижена, что думала о самоубийстве без всякого трагизма, скорее, с легким философским равнодушием), но побледневший Эло, двигаясь как сомнамбула, медленно отошел от дверей. Я перевела дух и соскочила с подоконника в комнату. Это было моей основной ошибкой. Эльф с места, как кошка, легко прыгнул на меня, повалил на поли прижал к ковру. Ах ты ж… Такой дикой ярости я не испытывала, кажется, еще никогда в жизни. По-настоящему взбешенная женщина страшнее атомной войны! Кто сказал, что эльфы намного сильнее и стремительнее людей?! да я сейчас, специально для того, чтобы доказать, что это не так, голыми руками просто-напросто разорву принца на части!
Под аккомпанемент жутких воплей мы с Эло покатились по ковру — он просто силился ограничить мою двигательную активность, стараясь не повредить ценный генератор-резонатор, а я, не имея возможности забросить руку назад и выхватить Тэрриэт, просто и безыскусно пыталась придушить его. Причем к тому времени, когда на дикое вокальное сопровождение нашей милой, можно сказать, внутрисемейной разборки сбежалась охрана, акт насильственного перекрывания кислорода для достижения летального исхода мне почти удался, так что подоспевшие эльфы о-пащI4ли своего принца полузадохшимся, с помутневшими от недостатка воздуха глазами.
Без ложной скромности могу сказать, что я втот день определенно была в ударе. Прежде чем охрана смогла повязать меня, я ногтями оставила автографы на лицах четырех эльфов, одного пнула в пах так, что он из строявыбыл надолго, еще у троих здорово проредила серебристые шевелюры, а держали они меня вчетвером, причем я мстительно пыталась доплюнуть до принца, громко и с наслаждением высказывая все, что думаю о нем, его отце, магах, Городе-под-Кленами и всей эльфийской расе.
Охранники старательно отводили глаза и делали вид, что ничего не видят и не слышат. Эло с трудом отходил в уголке. Насмерть перепуганная Торинэлль, вбежавшая в комнату вместе со стражей, обмахивала платочком то его, то меня, явно не зная, к кому кидаться и оказывать первую помощь — посиневшему от недостатка кислорода эльфу или красной от ярости мне, в бешенстве не оставляющей попыток дотянуться до своего дражайшего женишка и сделать себя вдовой. В конце концов она, как законопослушная подданная своего монарха, бросилась к принцу и, приведя его в более-менее приличное состояние, со страхом повернулась ко мне. Нос этой стороны ей опасность не грозила — я к тому времени уже выбесилась и обессилено обвисла на руках охраны, мечтая провалиться сквозь землю, только бы не видеть и не разгребать последствий этого безобразия.
Эло, очухавшийся и более-менее бодрый, решительно взял командование на себя: велел охранникам усадить меня на диван и осторожно, по одному, отпускать руки. Я невольно ухмыльнулась — это ж как надо напугать сильных, самоуверенных эльфов, чтобы они, держа меня вчетвером, косились с ужасом и не спешили выполнять приказ принца, опасаясь, что я опять затею драку! Видимо, в моих глазах плясали все огни преисподней — один из эльфов, взглянув мне в лицо, испуганно отшатнулся и не сумел сдержать нервное передергивание плечами. Воистину, ни в одном мире нет ничего страшнее и опаснее женщины, доведенной до белого каления! до эльфов эта простая истина, похоже, медленно, но верно дошла, потому что они, обеспокоено поглядывая на меня, не торопились отпускать мою социально опасную особу и старались приподнять ее над полом повыше, дабы я не почувствовала под собой точку опоры и не начала вновь пинаться и ругаться. Я, без стеснения повиснув всей своей массой на руках стражи, усмехнулась еще откровеннее. Всерьез озверевшая я — это, что называется, хавайся у бульбу и молись, чтобы пронесло. Приняв ехидную и самодовольную улыбку за выражение искренней вины и раскаяния, эльфы аккуратно ссадили меня на диван и, видя полную покладистость и спокойствие, рискнули разжать руки, намертво сцепленные на разных частях моего тела. Я с признательностью вздохнула и принялась растирать ноги. Однако лапищи же у них — за те десять минут, что меня продержали на весу, руки и ноги затекли, а потом еще наверняка синяки проявятся. Торинэлль устремилась на помощь, бросая на меня виноватые и смущенные взгляды (как потом выяснилось, стражу позвала именно она, выскочившая из комнаты, но не ушедшая далеко и очень встревоженная дикими воплями и звуками глухих ударов, понесшимися из моей гостиной). Эло благоразумно пристроился подальше от меня, невольно потирая шею. Кажется, гематомами щеголять придется не только мне…