Иллиатад — жуткий монстр с тремя отростками вместо рта и землисто-серой кожей,- размахивая каким-то шестом, наступал на Ксенон в чуть измятом платье, с растрепанными волосами и перевязанной рукой. Волна облегчения, затопившая мой рассудок она жива! — сменилась все нарастающими испугом и паникой. Девчонка довольно уверенно парировала и отражала удары, но было видно, что она устала, измучена и долго не продержится. А иллиатад угрожающе надвигался на нее, ревя на весь город я привлекал к поединку всеобщее внимание.
— Да ведь это же принцесса Кея! — внезапно вскрикнула стоящая рядом со мной баба, заворожено следящая за единоборством.
— Свершилось! Принцесса… — волной прокатилось по притихшей толпе, и вскоре над Неалоном зазвенел Новый, вполне человеческий и восторженный крик:
— Принцесса Кея!
И тут раздался собачий вой, дикий, ожесточенный, мучительный, полный почти разумной, осознанной тоски и боли. Все стоящие во дворе невольно отвлеклись на новое действующее лицо, вернее, морду — девчонкина собачина у ног Ариана, глядя на единоборство своей обожаемой хозяйки и монстра, Надрывалась как грешник, влекомый демонами в преисподнюю. Рыцарь присел рядом с псиной и, не отрывая глаз от поединка на смотровой площадке, начал что-то ласково бормотать, утешая и успокаивая собачину.
— Да пни ты его, пусть заткнется! — нетерпеливо крикнул я, махнув рукой.
Рыцарь присел рядом с псиной и, не отрывая глаз от поединка на смотровой площадке, начал что-то ласково бормотать, утешая и успокаивая собачину.
— Да пни ты его, пусть заткнется! — нетерпеливо крикнул я, махнув рукой.
— Ты что?! Он ведь волнуется и переживает за нее, как и мы с тобой! — нервно отозвался Ариан, беря пса на руки.
Еще один друг зверей выискался, мало мне было девчонки, вечно сюсюкающей: «Шэр, Шэр!»
А схватка на вершине башни набирала обороты, Ксенон двигалась все стремительнее и легче, словно входя во вкус. Иллиатад фехтовал шестом с ловкостью, говорившей о немалом опыте, и иномирянке приходилось нелегко. За нее решили судьба и случай — Ксенон смогла оттеснить своего необычного противника к краю ничем не огороженной площадки и, сделав резкий выпад, попыталась ударить его в морду выхваченным откуда-то стилетом. Не дотянулась, расстояние оказалось слишком велико, но на монстра я это произвело впечатление. Иллиатад инстинктивно попятился, поскользнулся на самом краю, хватаясь руками за воздух, потом с садистской медлительностью изогнулся над бездной, размахивал Нижними отростками и пытаясь устоять на смотровой площадке. Ксенон решила слегка подстегнуть события и сделала шаг вперед. Просто шаг, просто вперед, без угрозы и замаха, но и этого оказалось достаточно. Неалон потряс дикий, невероятный рев, и на глазах тысяч людей, заворожено следивших за поединком, иллиатад все-таки опрокинулся с башни и, кувыркаясь, полетел вниз. А Ксенон потерянно опустилась на площадку и выронила нирату из рук.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Никогда не бывает так плохо, чтобы не могло быть еще хуже…
Ксенон
Яс глухим стоном перекатила каменно-тяжелую голову по подушке и с трудом открыла глаза. Не надо было, наверное, столько пить, но мне так хотелось забыться…
Со дня судьбоносного для Вириалана поединка прошла неделя, проведенная мною в каком-то тягостном, непрекращающемся бреду. Вокруг постоянно толклись совершенно незнакомые, но горящие желанием услужить мне люди. На главной площади перед дворцом шли казни — по решению государственного совета, разогнанного в свое время иллиатадом, но быстренько сбежавшегося после его «кончины», приспешникам монстра рубили головы. Я пыталась воспрепятствовать этому кошмару, но советники, ласково умоляющие «не напрягать хорошенькую головку вашего величества такими пустяками», ухитрялись все решать без меня. Да, чуть не забыла! Меня официально признали сначала принцессой Кеей, а потом и королевой Лорреи. Радости мне это особой не доставило, но, назвавшись груздем, уже просто неприлично отказываться от кузова, и я покорно позволила нацепить на свою голову корону и возложить на свои хрупкие плечи груз забот обо всем государстве. Впрочем, нельзя сказать, что я так уж надрывалась на политической и экономической ниве — будучи совершенной профанкой в вопросах государственного строя и традиций, я с удовольствием свалила бремя управления королевством на плечи советников. Те не жаловались, упиваясь собственной значимостью и судьбоносностью своих решений.
Ариан ходил гоголем. Все знали, что принцессу Кею в ее нелегком пути к Неалону должен был сопровождать светловолосый рыцарь. Я официально представила Ариана государственному совету как своего защитника, и он был признан национальным героем наравне со мной. Ранение вражьей стрелой только добавило ему романтического ореола в глазах всех девиц королевства, поголовно влюбившихся в блондинистого рыцаря. Эло подобных почестей не досталось — нелюдь в приватной беседе сообщил мне, что почета и пиетета ему хватает и дома, куда он, собственно говоря, и направляется — долг дружбы перед Арианом выполнен, принцесса Кея благополучно доставлена на смертный бой с чудищем, и больше его здесь ничто не задерживает, Я, успевшая привязаться к эльфу, несмотря на все его взбрыки, была расстроена этим отъездом и долго, в традициях лучших исторических романов махала ему вслед кружевным платочком с той самой площадки, на которой произошло великое сражение.
Впрочем, он, ни разу не оглянувшийся, этого не видел. Ну и черт с ним, не очень-то и хотелось!
Во дворце шла череда балов и приемов, посвященных воцарению на престоле королевы Кеи. Мне придворные празднества не доставляли ровным счетом никакого удовольствия — скованная жесткими рамками этикета (которого я, к слову сказать, не знала, но все вечно толкущиеся вокруг царедворцы с наслаждением просвещали меня при каждом удобном и неудобном случае), я не могла и шагу ступить без соответствующей и приличествующей случаю реакции окружающих. Весило это невероятно. Будучи по жизни одиночкой, в дороге к Неалону я с трудом терпела постоянно опекающих меня рыцаря и эльфа, а в замке просто сходила с ума от невозможности где-нибудь уединиться и побыть сама с собой. Даже в спальне меня первое время не оставляли одну — там повадились ночевать две фрейлины из моей огромной свиты, и оставили эту дурную привычку они только после небольшого спектакля, устроенного мною с помощью какого-то под- вернувшегося под руку пажа. Схватив слабо сопротивляющегося мальчишку, я затащила его к себе в спальню, безжалостно содрала отделанный тончайшими кружевами камзол и уже покусилась на бриджи, когда в комнату влезли дотошные дамы из моей свиты. Я подняла такой ор, что они, покраснев как маков цвет, пулей вылетели из спальни и больше не рисковали приближаться к ней на расстояние ближе пяти метров, да заодно и заразили этой очень устраивающей меня привычкой всех остальных, Я, довольная как слон, вручила чуть не падающему в обморок от такого монаршего внимания мальчишке-пажу несколько золотых монет и горячо попросила никому не рассказывать, что он тут видел и в чем участвовал. Но придворных заглядывать ко мне под одеяло я отучила, чему была весьма рада и счастлива.