Ланс и Кэтран послушно нырнули за дерево, а стажер смело вышел на дорогу и приготовился голосовать.
— В засаде будете. Сейчас я такси добуду.
Ланс и Кэтран послушно нырнули за дерево, а стажер смело вышел на дорогу и приготовился голосовать. Минут через пять телеги добралась до места засады. Передней телегой управлял бородатый мужик в косоворотке, подпоясанной веревкой, задней — подросток в серой холщовой рубахе. Бородач окинул настороженным взглядом прокопченного, оборванного юношу, который давал энергичную отмашку рукой, на всякий случай извлек из сена топор, положил его рядом с собой и только после этого натянул вожжи, заставив лошадь остановиться.
— Тпр-р-ру-у!!! — ломающимся голоском крикнул подросток на свою лошадь и тоже натянул вожжи.
Сено на передней телеге зашевелилось. Из него вынырнула всклокоченная голова еще одного бородача. Приподнялась и лежавшая рядом с ним женщина.
— Уже приехали, Митяй? — сладко зевнув, спросила она и уставилась на Дениса. — Ой, страсть какая! — Весь в подпалинах, черный от сажи стажер действительно имел видок еще тот! — Никак погорелец. Гриш, посмотри, как бедненькому не повезло, — толкнула она в бок ворочавшегося радом с ней на сене бородача.
Стажер сориентировался сразу.
— Люди добрые! — начал причитать он. — Сделайте божескую милость! Помогите, кто чем может!
— Да что случилось-то? — прогудел Митяй, испуганно озираясь. — Неужто опять вороги напали? А гонцы говорили, что царь Дадон всех разгромил. Уже в стольный град со своей дружиной возвращается. Ах, мать честная! А мы, дураки, мясо, сало на праздник везем… ох, горе-то какое!
«Так, — мелькнуло в голове стажера, — царь Дадон. Кажется, Валька перешел на русские народные блатные хороводные. До Пушкина, гад, добрался».
— Да какие вороги! Погорельцы мы! Погорельцы! — замахал руками стажер.
— Мы? — почесал затылок Гриша, сел и спустил с телеги обутые в лапти ноги.
— Ну да. Я тут не один. С женой со своей и с братом младшим, — пояснил Денис.
— И где они? — поинтересовался Митяй.
— За деревом прячутся, — горестно вздохнул стажер, — на свет божий показаться боятся. Я-то еще ничего, а они совсем обгорели. На них и одежки, почитай, совсем нет.
— Ух ты! — заерзал на сене Гриша. — Баба твоя, говоришь, без одежки?
— Куда полез? А ну сядь назад, охальник, — отвесила ему затрещину женщина.
— Да ты чё, Матрена, я это… я не к тому.
— Знаю я вас, кобелей! У людей горе, а у него все одно на уме. Слышь, погорелец. — Матрена покопалась в сене и выудила оттуда узел, сооруженный из белотканой скатерки. — Я с собой всегда сменную одежку держу. Тут у меня сарафанчик почти что новенький. Всего два раза стирала. Дай своей жинке, пусть оденется. Брату твоему помочь не могу. Мои охальники в одних портках по полгода ходят. Так что не обессудь…
— Вот что значит Святая Русь, — умилился бескорыстию женщины Денис, принимая узел, — завсегда страждущим да убогим в беде помогут. Только и вы не обессудьте, даром принять не могу. — Стажер извлек из кармана золотой. — Денежка у нас есть. Чуток успели спасти из горящего дома. Только тратить их здесь, в чистом поле негде, а голышом в город не пойдешь. Камнями за вид непотребный забьют.
У мужиков отвисли челюсти.
— Гриш, ты только глянь. Никак чистое золото… — с трудом выдавил из себя Митяй.
— Это ж сколько в кабаке зависать можно, — простонал Гриша.
— Я вам дам зависать! — Матрена, видать, тоже была ошеломлена. — С погорельцев последнее брать — грех, — неуверенно добавила она.
— Да не последнее, — засмеялся Денис, — у меня еще пара таких же монет есть на развод. Так что берите смело. А если считаете, что я переплатил, то подбросьте потом нас до города. Идет?
— Идет, — кивнула Матрена, обалдело глядя на золотой. — Только им не давай! Знаю я их. За пару недель все в кабаке пропьют.
Денис опять рассмеялся, передал монету Матрене, метнулся за дерево и отдал узел Кэтран.
— Одевайся. Только в темпе вальса давай. Такси долго ждать не будет.
— Сейчас. А ты чего глаза вылупил? — зашипела девушка на Ланса. — Брысь отсюда, я переодеваться буду!
Не дожидаясь оплеухи, Ланс выскочил из-за дерева. Успевшая прийти в себя от нежданно-негаданно свалившегося на нее богатства Матрена окинула критическим взглядом еще одного погорельца, неловко переминавшегося в одних подштанниках, перевела свой взор на Дениса и коротко распорядилась:
— Григорий, Митяй, скидавайте портки.
— Да ты что, Матрена, озверела с тоски? — загомонили мужики.
— Скидавайте, говорю! И рубахи снимайте, и лапти!
— Дык как мы голяком-то будем в стольном граде?
— Нечего вам там делать! Обратно едем. Считайте, уже отторговались. — Матрена еще раз полюбовалась на золотой. — А в деревне вас и без подштанников уже видали. Помните, как вы в баньке упились и в чем мать родила за добавкой через всю деревню к Мироновне поперлись? Никола, сынок! Иди сюда! — позвала она подростка, во все глаза смотревшего на погорельцев со второй телеги. — Отвезешь этих добрых людей в город и сразу назад. Все понял?
— Ага, — кивнул Никола.
Мужики переглянулись и, тяжко вздохнув, начали разоблачаться…
26
К стольному граду ликвидаторы подкатили при полном параде. Денис с Лансом щеголяли в почти новых порках и косоворотках, Кэтран, прикусив губу, чтобы сдержать смех, теребила тонкую ткань сарафана, из-под которого выглядывали лапти, подаренные Матреной. В такие же лапти были обуты и ее друзья. Никола по их просьбе притормозил по дороге у ручья, дав ликвидаторам возможность отмыться от сажи, так что они, можно сказать, теперь сверкали чистотой и были готовы окунуться в столичную жизнь неведомого измерения, в которое их вышвырнул портал. Оказавшись в городе, друзья отпустили с миром Николу и начали озираться, соображая, что делать дальше.