— Она — великий ученый, мистер Фрейзер! Истинный гений. Я читал работы леди Байрон, применяемая в них математика…
— Леди Ада Байрон, королева машин. — В голосе Фрейзера было больше усталости, чем презрения. — Сильная женщина! Совсем как ее мать, да? Носит зеленые очки и пишет ученые книги… Она хочет опрокинуть вселенную и сыграть полушариями в кости. Женщины не умеют вовремя остановиться…
— Вы женаты, мистер Фрейзер? — улыбнулся Мэллори.
— Бог миловал, — пробурчал инспектор.
— Я тоже, пока. А леди Ада никогда не была замужем. Она обручилась с наукой.
— Каждая женщина нуждается в муже, чтобы тот держал ее в узде. — В голосе Фрейзера звучала страстная убежденность. — Так и только так промыслил Господь.
Мэллори нахмурился.
Заметив это, Фрейзер несколько изменил формулировку:
— Это эволюционная адаптация рода человеческого.
Мэллори медленно кивнул.
Инспектор Фрейзер явно не горел желанием встретиться с Бенджамином Дизраэли; он не слишком убедительно объяснил, что необходимо наблюдать за улицами на предмет шпионов, однако было вполне очевидно, что полицейский наслышан о хозяине дома и не доверяет его сдержанности.
И с должным на то основанием.
Мэллори встречал в Лондоне немало деловых людей, но Диззи[72] Дизраэли был всем лондонцам лондонец. Мэллори не питал к Дизраэли особого уважения, однако находил его занятным собеседником. Дизраэли знал — или делал вид, что знает, — все закулисные интриги в Палате общин, все свары среди издателей и ученых, все званые вечера и литературные четверги у леди Такой-То и леди Как-Бишь-Ее-Там. Его умение казаться всеведущим граничило с чудом.
Мэллори случайно узнал, что Дизраэли, вполне добропорядочного агностика, забаллотировали на выборах в три или четыре клуба, возможно — из-за его еврейского происхождения. Впрочем, образ жизни и манеры этого человека оставляли стойкое впечатление, что всякий лондонец, с ним не знакомый, либо имбецил, либо безнадежно отстал от жизни. От Диззи исходили какие-то эманации, какая-то мистическая аура, и даже Мэллори при всем его скептицизме не мог этого не ощущать.
Одетая в домашний чепец и передник служанка сообщила гостю, что хозяин уже встали и завтракают. «Господи, — вздохнул Мэллори, глядя на Дизраэли, с энтузиазмом поглощающего тушенную в джине макрель, — эта рыба воняет почище лондонской подземки». Утренний туалет литератора состоял из шлепанцев, турецкого халата и бархатной фески с кисточкой.
— Доброе утро, Мэллори. Точнее говоря — кошмарное утро. Жуткое.
— Жутковатое.
Дизраэли отправил в рот остатки макрели, допил чашку черного, как деготь, кофе и принялся набивать первую за день трубку.
— По правде говоря, вас-то мне и не хватало. Вы ведь немного клакер, понимаете в технике?
— А в чем дело?
— Новомодная хреновина. Купил ее в ту среду. Продавец клялся и божился, что она облегчит мне жизнь.
Кабинет Дизраэли был сплошь завален ершиками для чистки трубок, скандальными журналами и недоеденными сэндвичами. На полу громоздились вороха тонкой деревянной стружки и пробковых амортизационных вкладышей.
«Хреновина» оказалась печатной машиной «Кольт и Максвелл»; журналисту удалось вытащить ее из упаковочного ящика и установить на изогнутые чугунные ножки. Перед машиной на освобожденном от хлама пятачке невообразимо грязного дубового пола стояло патентованное канцелярское кресло.
— С виду все в порядке, — пожал плечами Мэллори. — А что там не работает?
— Ну, я могу качать педаль и с ручками тоже справляюсь, — объяснил Дизраэли. — Во всяком случае, стрелка по буквам ходит. Но все равно эта штука ничего не печатает.
Мэллори сдвинул боковую заслонку кожуха, ловко продел перфорированную ленту через приводные шкивы, потом проверил подачу бумаги, судя по всему, Дизраэли не сумел правильно зацепить шестеренки привода. Мэллори устроился в канцелярском кресле, качнул пару раз педаль, чтобы разогнать маховик, и взялся за рукоятки.
— Что мне напечатать? Продиктуйте что-нибудь.
— Знание — сила, — с готовностью отозвался Дизраэли.
Стрелка быстро запрыгала по нанесенным на стеклянный диск буквам; перфолента поползла наружу, аккуратно наматываясь на пружинную шпульку; печатное колесико уверенно защелкало. Дав замереть маховику, Мэллори вытянул из прорези лист бумаги с единственной строчкой букв: «ЗНАНИЕ — СИЛА».
— Тут нужна определенная сноровка, — сказал он, передавая страницу журналисту. — Но вы быстро наловчитесь.
— Да я от руки пишу быстрее! — возмутился Дизраэли. — И куда лучшим почерком!
— Разумеется, — терпеливо ответил Мэллори, — но в результате у вас получается только один экземпляр. А здесь — немного работы ножницами и клеем, и вы сможете запустить перфоленту по кругу.
— И куда лучшим почерком!
— Разумеется, — терпеливо ответил Мэллори, — но в результате у вас получается только один экземпляр. А здесь — немного работы ножницами и клеем, и вы сможете запустить перфоленту по кругу. Машина будет выплевывать страницу за страницей, пока вам не надоест крутить педаль. Сколько надо копий, столько и получите.
— Замечательно. — В голосе Дизраэли не чувствовалось особого воодушевления.
— И потом, вы сможете править написанное. Это просто, нужно лишь немного порезать и поклеить.