— Доктор Мэллори?
Мэллори виновато поднял глаза и увидел совершенно незнакомого человека. Высокий, чисто выбритый лондонец, очень неприметно одетый, с худым серьезным лицом, в левой руке — пачка газет и блокнот.
— Очень неудачный препарат, — сымпровизировал Мэллори. — Законсервирован в камфоре! Кошмарная методика! — Он закрыл конверт и непринужденно сунул его в карман.
Незнакомец молча протянул ему визитную карточку.
На карточке Эбенезера Фрейзера значились его имя, фамилия и телеграфный номер; внизу стоял миниатюрный оттиск государственной печати. И ничего больше. На обороте — гравированный портрет, та же самая костлявая физиономия, закаменевшая в суровую, не допускающую никаких шуточек маску. Это что же, он всегда такой или только на работе?
Мэллори поднялся, чтобы предложить Фрейзеру руку, но тут же сообразил, что пальцы у него измазаны едкой гадостью. Поэтому он только поклонился и тут же снова сел,украдкой вытирая руку о штанину. Кожа большого и указательного пальцев казалась сухой, как от формальдегида.
— Надеюсь, вы вполне здоровы, сэр? — осведомился Фрейзер, усаживаясь за стол. — Оправились от вчерашнего нападения?
Мэллори покосился в угол. Те пятеро так и сидели кучкой, очень, похоже, заинтересованные как странным поведением коллеги, так и неожиданным появлением Фрейзера.
— Ерунда, — отмахнулся Мэллори. — В Лондоне такое может случиться с каждым.
Фрейзер скептически приподнял бровь.
— Я очень сожалею, мистер Фрейзер, что эта досадная неприятность прибавила вам хлопот.
— Не стоит беспокойства, сэр. — Фрейзер открыл кожаный блокнот и извлек из кармана по-квакерски скромного сюртука самописку. — Вы бы не отказались ответить мне на несколько вопросов?
— Правду говоря, сейчас я несколько занят… Бесстрастный взгляд Фрейзера заставил его умолкнуть.
— Я здесь уже три часа, сэр. Ожидал удобного момента для беседы.
Бессвязные извинения Мэллори Фрейзер пропустил мимо ушей.
— Часов в шесть утра прямо у входа во дворец я стал свидетелем любопытной сцены. Мальчишка-газетчик кричал, что левиафанный Мэллори арестован за убийство.
— Я? Эдвард Мэллори? Фрейзер кивнул.
— Ничего не понимаю. Зачем газетчику выкрикивать такую идиотскую ложь?
— Газеты шли отлично, — сухо заметил Фрейзер. — Я вот тоже купил.
— И что, скажите на милость, имеет сказать обо мне эта газета?
— Ни слова о каком бы то ни было Мэллори. Вот, взгляните сами. — Фрейзер уронил на стол лондонскую «Дейли-экспресс».
Мэллори взял газету, положил ее в корзинку.
— Какая-то дикая шутка, — неуверенно предположил он. — От уличных мальчишек можно ждать чего угодно…
— Когда я снова вышел на улицу, маленький негодник уже сделал ноги, — продолжал Фрейзер. — Но многие из ваших коллег слышали его вопли. Здесь все утро только об этом и говорят.
— Ясненько, — протянул Мэллори. — Это объясняет некоторые… Да уж! — Он кашлянул, прочищая горло. Фрейзер бесстрастно за ним наблюдал.
— А теперь взгляните на это, сэр. — Полицейский вынул из своего блокнота лист бумаги, развернул его и пододвинул к Мэллори.
Машинный оттиск дагерротипа. Труп, лежащий на прозекторском столе, половые органы скромно прикрыты тряпочкой, живот вспорот до самой грудины, судя по всему, одним кошмарной силы ножевым ударом. Мраморно-бледная кожа груди, ног и вздувшегося живота жутковато контрастирует с глубоким загаром рук и лица.
Это был Фрэнсис Радвик.
Под снимком стояла подпись: «НАУЧНОЕ ВСКРЫТИЕ БРЮШНОЙ ПОЛОСТИ. «БАТРАХИАЛЬНЫЙ» ИНДИВИД ЗАРЕЗАН И ВСКРЫТ В ПРОЦЕССЕ КАТАСТРОФИЧЕСКОЙ АУТОПСИИ. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ».
— Силы небесные! — вырвалось у Мэллори.
— Из официального полицейского досье, — пояснил Фрейзер. — Судя по всему, снимок попал в руки какого-то шутника.
Страшно. Страшно и странно.
— И что бы это значило?
Фрейзер открутил колпачок самописки.
— Сэр, что такое «батрахиальный»?
— Относящийся к земноводным, в первую очередь — к лягушкам и жабам, — неохотно ответил Мэллори. — От греческого «батрахос», лягушка. — Он с трудом подыскивал слова. — Однажды — несколько лет назад, во время дискуссии — я сказал, что его теории… что геологические теории Радвика…
— Я слышал эту историю сегодня утром, сэр. Складывается впечатление, что среди ваших коллег она достаточно широко известна. — Фрейзер перелистнул блокнот. — Вы сказали мистеру Радвику: «И вы напрасно приписываете ходу эволюции батрахиальную медлительность вашего собственного интеллекта». — Он сделал паузу. — В покойнике действительно было что-то лягушачье, не так ли, сэр?
— Это произошло в Кембридже, во время публичных дебатов, — медленно проговорил Мэллори. — Мы были очень возбуждены…
— Радвик тогда заявил, что вы «сумасшедший, как шляпник», — задумчиво заметил Фрейзер.
— Говорят, вы восприняли это замечание весьма болезненно.
Мэллори побагровел.
— Он не имел права так говорить, да еще с этаким аристократическим апломбом…
— Вы были врагами?
— Да, но… — Мэллори отер пот со лба. — Не думаете же вы, что я имею какое-либо отношение…
— Не по собственному умыслу, в этом я уверен, — заверил его Фрейзер. — Но ведь вы, сэр, родом из Сассекса? Из города под названием Льюис?
— Ну и что?
— Насколько я понимаю, десятки подобных снимков были отосланы из почтовой конторы Льюиса.