— Чумная яма! — в ужасе кричит бригадир, и рабочие бросаются прочь, оступаясь и падая.
Бригадир сбрасывает пар, раздается громкое шипение, «торпеда» вздрагивает и замирает.
За все это время Великий Мастер не шелохнулся.
Он отставляет фонарь, ворошит своим крюком груду выброшенной «торпедой» земли, подцепляет за глазницу череп, вытаскивает его, осматривает.
— Вот так вот. — Его голос гулко прорезает мертвую тишину. — Жил ты, жил…
АЗАРТНАЯ ЛЕДИ ПРИНОСИТ НЕСЧАСТЬЕ
— Азартная леди — несчастье для всех своих близких. Когда игральные машины вытряхнут ее сумочку, она тайком относит свои драгоценности на Ломбард-стрит, чтобы вновь и вновь искушать фортуну суммами, полученными от ростовщиков! Потом, к огорчению горничных, она распродает свой гардероб; она превышает кредит у тех, с кем ведет дела, отдает свою честь на откуп друзьям в призрачной надежде отыграться.
Игорная лихорадка равно губительна как для рассудка, так и для эмоций. Насколько горячечны, нездоровы надежда и страх, радость и гнев, сожаление и досада, вспыхивающие в тот момент, когда переворачивается карта, срываются с места сверкающие машины, выбрасываются игральные кости! Кто не вспыхнет негодованием от одной уже мысли, что женские чувства, из века посвящаемые детям и мужу, извращаются столь мерзостным образом. Глубочайшая скорбь, вот, что испытываю я, когда смотрю, как мучительно бьется Азартная Леди в тисках своей недостойной, греховной страсти, когда вижу ангельское лицо, пылающее бесовской одержимостью!
По неисповедимой мудрости Господней почти все, что развращает душу, разлагает также и плоть. Запавшие глаза, осунувшееся лицо, мертвенная бледность — вот они, непременные признаки играющей женщины. Ее утренний сон не в силах возместить низменные полночные бдения. Я долго и пристально вглядывался в лицо Азартной Леди. Да, я внимательно наблюдал за ней. Я видел, как в два часа ночи ее, полумертвую, силой уводили из ее крокфордского игорного ада, призраком казалась она в нечистом сиянии газовых ламп…
Прошу вас, вернитесь на место, сэр. Вы — в Доме Господнем. Должен ли я понимать ваши слова как угрозу, сэр? Да как вы смеете! Мрачные времена наступили, поистине черные времена! Я говорю вам, сэр, как говорю всем собравшимся здесь прихожанам, как скажу всему свету, что я все это видел, я многажды наблюдал, как ваша королева машин предается этим мерзейшим беспутствам…
Помогите! Остановите его! Остановите! Боже, меня застрелили! Я убит! Убивают! Неужели никто не может его остановить?!
ВЫБОР ЗА ВАМИ, ДЖЕНТЛЬМЕНЫ
(В разгар парламентского кризиса 1855 года лорд Брюнель созвал свой кабинет министров и обратился к нему с речью. Выступление премьер-министра записано его личным секретарем в стенографической системе Бэббиджа.)
Джентльмены,я не могу припомнить ни единого случая, когда какой-либо представитель партии или кабинета министров вступился бы — пусть даже случайно — за меня в стенах парламента. Я не обижался, не жаловался и терпеливо ждал, делая то малое, что было в моих силах, чтобы защитить и расширить мудрое наследие покойного лорда Байрона, залечить безрассудные раны, нанесенные нашей партии чрезмерным усердием молодых ее членов.
Но ни малейших изменений в том презрении, с которым, судя по всему, относитесь ко мне вы, уважаемые джентльмены, так и не последовало. Напротив, последние два дня в Парламенте оживленно обсуждается постановка на голосование вопроса о недоверии, с особым упором на недоверие к главе правительства. Эта дискуссия была отмечена более чем обычными нападками в мой адрес, и ни один из вас, членов моего кабинета, не сказал ни слова в мою защиту.
Как в подобных обстоятельствах можем мы успешно расследовать дело об убийстве преподобного Алистера Роузберри? Постыдное, атавистическое преступление, злодейски совершенное в стенах христианской церкви, запятнало репутацию партии и правительства, а также возбудило серьезнейшие сомнения относительно наших намерений и нашей честности. И как же сможем мы искоренить преступные тайные общества, чья сила и дерзость возрастают день ото дня?
Господь свидетель, джентльмены, что я никогда не искал настоящего своего поста.
Более того, я сделал бы все, что угодно, совместимое с моей честью, чтобы его избежать. Но я должен либо быть хозяином в парламенте, либо уйти в отставку — предоставив нацию так называемому руководству людей, чьи намерения стали за последнее время абсолютно ясными. Выбор за вами, джентльмены.
СМЕРТЬ МАРКИЗА ГАСТИНГСА
Да, сэр, два пятнадцать точно — и никаких ошибок быть не может, поскольку у нас установлены патентованные табельные часы «Кольт и Максвелл».
Я услышал негромкий такой звук, словно что-то капает, сэр.
На мгновение я решил, что протекла крыша, совсем позабыв, что ночь ясная. Дождь, подумал я, только это меня и встревожило, сэр, — мысль, что сухопутный левиафан пострадает от сырости, поэтому я посветил фонарем вверх, и там висел этот бессчастный негодяй, и все шейные позвонки левиафана были в крови, и вся, как она там, арматура, которая поддерживает этого зверюгу, тоже. А голова его вся была расшиблена, сэр, да там, считай, и не было уже никакой головы. Он висел там, запутавшись ногами в каких-то ремнях, и я увидел блоки и веревки, туго натянутые, и они уходили во тьму огромного купола, и это зрелище так меня поразило, сэр, что я уже поднял тревогу и только потом заметил, что у левиафана нет головы.