Все прошло без сучка без задоринки. Вместе с не умолкающими ни на секунду французами Сибил пересекла пустыню полированного мрамора до конторки портье, где они разобрали ключи и, зевая и ухмыляясь, побрели вверх по плавно изгибающейся лестнице, оставив Сибил у конторки одну.
Ночной портье, понимавший по-французски, похохатывал над какой-то случайно услышанной фразой. Отсмеявшись, он скользнул вдоль сверкающей, красного дерева конторки.
— Чем могу служить, мадам? — На этот раз улыбка предназначалась лично Сибил.
— Не могли бы вы сказать мне, мистер Майкл… — Слова давались с трудом, она почти заикалась. — Или скорее… генерал Сэм Хьюстон еще проживает у вас?
— Да, мадам. Я сам видел генерала Хьюстона в начале вечера. Но сейчас он в курительной комнате… Может быть, вы оставите для него сообщение?
— В курительной?
— Точно так, мадам. Это вон там, за акантом. — Портье кивнул в сторону массивной, украшенной растительным орнаментом двери в углу вестибюля. — Разумеется, дамы не ходят в курительную… Прошу прощения, мадам, я вижу, что вы несколько расстроены. Если дело важное, я могу послать к нему рассыльного.
— Да, пожалуйста, — кивнула Сибил. — Это было бы чудесно.
Портье услужливо предложил лист роскошной кремовой бумаги с эмблемой отеля и собственную, с золотым пером, самописку.
Поспешно набросав несколько строк, Сибил сложила записку и накарябала на обороте: «Мистеру Майклу Рэдли». Портье звякнул колокольчиком, поклонился в ответ на ее благодарности и вернулся к своим делам.
Через минуту унылый, судорожно зевающий мальчишка водрузил записку на выложенный пробкой поднос и потащился нога за ногу к резной двери.
— Это для личного секретаря генерала, — догнала его Сибил.
— Не бойтесь, мисс, я его знаю. — Одной рукой он потянул дверь курительной.
Пока дверь за рассыльным медленно закрывалась, Сибил успела разглядеть багровое, лоснящееся от пота, совершенно пьяное лицо Хьюстона и его ногу, бесцеремонно закинутую на стол; подошва тяжелого ботинка находилась в опасной близости от хрустального графина. Генерал сосредоточенно сосал трубку и что-то рубил большим складным ножом… нет, строгал — пол вокруг кожаного кресла был усыпан стружкой.
Высокий бородатый англичанин, сидевший напротив Хьюстона, что-то негромко говорил. Правой рукой он разминал нераскуренную сигару, левая покоилась в белой шелковой перевязи; виду незнакомца был печальный, благородный и очень значительный. Стоявший рядом с ним Мик был занят извлечением огня; чуть сложившись в талии, он чиркал по стальному огниву, прикрепленному к концу резиновой газовой трубки… — и тут дверь захлопнулась.
Сибил присела в шезлонг; в гулком мраморном вестибюле было тепло, облепленные грязью туфли немного подсохли, онемевшие пальцы ног согрелись и мучительно ныли. Наконец тяжелая дверь распахнулась, первым из курительной вышел сомнамбулический рассыльный, следом за ним — широко улыбающийся Мик. На пороге Мик обернулся и взмахнул рукой, словно говоря кому-то: «Подождите немного, я сейчас ненадолго». При виде Сибил его узкое лицо помрачнело.
Он быстро пересек вестибюль и схватил вскочившую на ноги Сибил за локоть.
— В бога душу! — Великий авантюрист говорил тихо, почти шепотом. — Что это еще за новости? Ты что, совсем сдурела?
— Но почему? — взмолилась Сибил. — Почему ты не пришел за мной?
— Непредвиденные осложнения. Тот самый случай, когда собака кусает собственный хвост. Было бы смешно — не будь все так паскудно. Но раз ты здесь, все может повернуться иначе…
— Но что случилось? И что это за однорукий клиент?
— Британский трижды сучий дипломат, который, видите ли, не одобряет планы генерала собрать армию в Мексике. Да ты не бери в голову. Пусть о нем думают те, кто остается в Лондоне, а мы завтра уже будем во Франции. Хотелось бы надеятся, вот только генерал… Надрался в стельку и опять за старое.
Хотелось бы надеятся, вот только генерал… Надрался в стельку и опять за старое. В пьяном виде этот тип — настоящее, прости Господи, говно. Друзей забывает.
— Так он что, — догадалась Сибил, — надул тебя? Хочет от тебя отделаться?
— Он спер мои кинокарты, — бросил Мик.
— Но я же отправила их в Париж, пост-рестант, — удивилась Сибил. — Все, как ты велел.
— Да я не про те. Кинокарты к речи!
— Твои театральные карты? И он их украл?
— Он знал, что мне нужно будет упаковать их вместе с другими вещами, чтобы везти во Францию, разве ты не понимаешь? Подсматривал, наверное, а потом взял да спер их из моего багажа. Говорит, что я ему больше не нужен, что он наймет какого-нибудь лягушатника и тот будет гонять ему кино по дешевке. Так прямо и говорит.
— Но это же воровство!
— Он предпочитает термин «заимствование».Говорит, что снимет копию и тут же отдаст мне колоду обратно. И что я вроде как ничего не теряю, представляешь?
Сибил была ошарашена. Может, он шутит?
— Но ведь это все равно воровство!
— А вот ты объясни это Сэмюэлю, мать его, Хьюстону! Он тут как-то спер целую страну — обобрал до нитки, подчистую!
— Но ты же — его человек! Ты не позволишь, чтобы он тебя обокрал!
— Ну, если уж на то пошло, — оборвал ее Мик, — ты могла бы поинтересоваться, на что я заказывал эту хитрую французскую программу. Ведь я, так сказать, позаимствовал на это деньги генерала. — Он хищно оскалился. — Первый, думаешь, раз мы друг другу такие сюрпризы устраиваем? Это ж вроде проверки на прочность. Нашему драгоценному генералу палец в рот не клади; чтобы иметь с ним дело, нужно быть ой каким шустрым…