Не было никаких сомнений, что Рэдли обыскали. В луже крови и прочих субстанций, окружавших труп, валялись многоразовая спичка, портсигар, мелкие монеты — обычное содержимое мужских карманов. Обследовав помещение, детектив обнаружил карманный многоствольный пистолет фирмы «Ликок и Хатчингс» с ручкой из слоновой кости.
Спусковой крючок у оружия отсутствовал. Три из пяти его стволов были разряжены, по оценке Маккуина — сравнительно недавно. Продолжив поиски, он нашел в россыпи битого стекла безвкусно раззолоченный набалдашник генеральской трости. Неподалеку лежал окровавленный пакет, плотно завернутый в коричневую бумагу. Как выяснилось, он содержал сотню или около того кинотропических карточек, перфорация на них была безнадежно испорчена попаданием двух пуль. Сами пули, свинцовые и сильно смятые, выпали в руку детектива, когда тот осматривал карточки.
Последующий осмотр комнаты специалистами из Центрального статистического — услуги столичной полиции по настоянию Олифанта были отклонены — мало что добавил к наблюдениям многоопытного гостиничного детектива. Из-под кресла был извлечен спусковой крючок пистолета «ликок-и-хатчингс». Там же был найден совершенно неожиданный предмет — белый пятнадцатикаратовый чистейшей воды бриллиант.
Двое сотрудников «Криминальной антропометрии» с непременной своей таинственностью использовали большие квадраты клейкой бумаги, чтобы собрать с ковра волоски и частички пуха; они поспешно увезли драгоценную добычу к себе в логово, после чего о ней никто уже больше не слышал.
— Вы закончили с этой папкой, сэр?
Олифант взглянул на Беттереджа, потом снова на папку. В его глазах стояла лужа крови, освещенная блеклым утренним солнцем.
— Мы уже на Хорсферри-роуд, сэр. Кэб остановился.
— Да, благодарю вас.
Закрыв папку, он вернул ее Беттереджу, затем вышел из кэба и стал подниматься по широкой лестнице.
Вне зависимости от конкретных обстоятельств, входя в Центральное статистическое бюро, Олифант неизменно испытывал какое-то странное возбуждение. Вот и сейчас — словно на тебя кто-то смотрит, словно ты познан и исчислен. Да, Око…
Пока он объяснялся с дежурным, слева из коридора высыпала группа молодых механиков, все — в машинного покроя шерстяных куртках и зеркально начищенных ботинках на рубчатой резине, у каждого — безукоризненно чистая сумка из плотной белой парусины с кожаными на медных заклепках уголками. Двигаясь в его сторону, ребята переговаривались, кое-кто уже доставал из карманов трубки и черуты.
Олифанту остро захотелось курить. Он в сотый раз выругал про себя здешний запрет на табак (вынужденный, но кому от этого легче?) и проводил завистливым взглядом механиков, исчезающих между колонн и бронзовых сфинксов. Семейные люди с обеспеченной старостью; выйдя на пенсию, будут жить, наверное, в КамденТауне или в Нью-Кроссе, в любом из респектабельных пригородов, обставлять крохотные гостиные сервантами из папье-маше и голландскими фигурными часами, а жены их будут подавать чай на лакированных, ярко разукрашенных жестяных подносах.
Миновав невыносимо банальный квазибиблейский барельеф, он прошел к лифту; тут же появился и второй пассажир — мрачноватый джентльмен, безуспешно пытавшийся счистить с плеча какой-то белесый потек.
Латунная клеть с грохотом закрылась и поползла вверх. Джентльмен в испачканном сюртуке вышел на третьем этаже, Олифант же доехал до пятого, где квартировали «Количественная криминология» и «Нелинейный анализ». И хотя он находил НА бесконечно более увлекательным, сегодня ему нужна была именно КК, в лице ее руководителя Эндрю Уэйкфилда.
Служащие КК были расфасованы по аккуратным камерам-одиночкам из листовой стали, асбеста и фанеры. Уэйкфилд царствовал в такой же, ну — чуть побольше, клетушке; его голову с жиденькими соломенными волосами обрамляли медные ручки бесчисленных картотечных ящиков.
Заметив Олифанта, он широко улыбнулся, продемонстрировав кривоватые, выпирающие вперед зубы:
— Мистер Олифант, сэр. Очень рад. Извините, я сейчас.
Уэйкфилд вложил несколько перфокарт в плотный синий конверт с подкладкой из папиросной бумаги и тщательно стянул половинки патентованной застежки красной ниткой.
Затем он отложил конверт в покрытый асбестом лоток, где уже было несколько таких же.
— Боитесь, что я смогу прочесть вашу перфорацию, Эндрю? — улыбнулся Олифант.
Он откинул жесткое, убирающееся в стену сиденье и сел, пристроив на коленях сложенный зонтик.
— Вы в курсе, что значит синий конверт, не так ли? Звякнув шарнирами, Уэйкфилд убрал свой суставчатый письменный стол в узкую нишу.
— Не знаю, что находится в этом конкретном конверте, но вообще-то слышал о них.
— Некоторые люди и вправду умеют читать карточки. А уж шапку запроса — эти данные прочтет любой младший клерк с той же легкостью, с какой вы читаете кинотропическую рекламу в подземке.
— Я, Эндрю, никогда не читаю рекламу в подземке. Уэйкфилд фыркнул, что заменяло ему смех.
— А как дела в дипломатическом корпусе, мистер Олифант? Разобрались уже с этим вашим «луддитским заговором»?
Вопрос звучал саркастически, однако Олифант предпочел этого не заметить.