Арсло улыбнулся. Лет сорока и почти одного с Олифантом роста, он был шире его в плечах и подстригал седеющую бородку по имперской моде. Его галстук был расшит крохотными золотыми пчелами.
— Я, разумеется, получил ваше письмо.
Он вернулся к столу и опустился на высокий, обитый темно-зеленой кожей стул. Олифант занял кресло напротив.
— Должен сознаться, Лоренс, что меня мучит любопытство, над чем вы сейчас работаете. — Арсло сложил пальцы домиком и поглядел поверх них, подняв бровь. — На первый взгляд, суть вашей просьбы едва ли оправдывает все эти предосторожности…
— Люсьен, я никак не позволил бы себе злоупотреблять нашим знакомством без самой настоятельной к тому причины.
— Да бросьте, Лоренс, о чем вы, — махнул рукой Арсло. — Среди коллег, в нашем с вами кругу, это считается сущей безделицей. А я любопытен, это один из многих моих пороков. Вы пересылаете мне личное письмо в имперской дипломатической вализе — что само по себе уже достижение для англичанина, хотя я знаю, что вы близки с нашим общим другом Байяром. В своем письме вы просите оказать вам помощь в розысках некоей английской авантюристки, и всего-то. Вы полагаете, что она может проживать во Франции. И все же настаиваете на строжайшей секретности. В частности, предостерегаете меня не связываться с вами ни по телеграфу, ни обычной почтой. Вы пишете, чтобы я ждал вашего прибытия. Ну, и какой же вывод мне из этого сделать? Что вы — наконец-то — попали в сети какой-нибудь женщины?
— Увы.
— Очень хорошо вас понимаю — при нынешних-то стандартах английской женственности. Слишком многие из ваших дам мечтают подняться на уровень мужской интеллектуальности. Они выше кринолинов, выше жемчужных белил, выше того, чтобы дать себе труд быть хорошенькими — или хотя бы на что-то похожими! Что за ужасную, утилитарную, уродливую жизнь предстоит со временем вести англичанину, если эта тенденция не пресечется! Но тогда как же это вышло, спрашиваю я себя, что вы пересекли пролив в поисках английской авантюристки? Не то чтобы мы испытывали недостаток в подобных особах… Не говоря уже о происхождении, — улыбнулся Арсло, — нашей императрицы[117].
— Сами вы так и не женились, Люсьен, — заметил Олифант, пытаясь переменить тему.
— Но вы только взгляните на супружескую жизнь! Кто может указать единственный разумный выбор среди девятисот девяноста девяти грубых ошибок? Как найти единственного угря в бочке со змеями? Как знать, может быть, девушка, которую я вчера обдал, проезжая, грязью из лужи, — единственное во вселенной существо женского пола, способное составить мое счастье. Как знать? Нет, — рассмеялся Арсло, — я не женился, а ваша миссия — политического свойства?
— Разумеется.
— Дела в Британии обстоят не слишком хорошо. Я знаю это и без наших британских агентов, достаточно газет. Смерть Байрона…
— Сейчас, Люсьен, решается вопрос о будущем политическом курсе Великобритании, даже о ее стабильности. Мне нет нужды напоминать вам о первостепенной важности взаимопонимания и взаимной поддержки наших народов.
— А что же дело этой мисс Джерард? Не хотите ли вы сказать, что оно некоторым образом может повлиять на дальнейшее развитие ситуации?
Достав портсигар, Олифант выбрал одну из Бидоновых сигар.
Мне нет нужды напоминать вам о первостепенной важности взаимопонимания и взаимной поддержки наших народов.
— А что же дело этой мисс Джерард? Не хотите ли вы сказать, что оно некоторым образом может повлиять на дальнейшее развитие ситуации?
Достав портсигар, Олифант выбрал одну из Бидоновых сигар. Его пальцы коснулись сложенного вчетверо листка. Он закрыл портсигар.
— Вы не возражаете, если я закурю?
— Прошу вас.
— Благодарю. Все проблемы, замыкающиеся на Сибил Джерард, имеют сугубо внутренний, британский характер. Если они и могут оказать какое-то влияние и на Францию, то лишь крайне опосредованным образом.
Олифант обрезал кончик сигары.
— Вы совершенно в этом уверены?
— Абсолютно.
— А я вот нет. — Арсло поднялся, чтобы подать Олифанту медную пепельницу с ореховой подставкой; затем он вернулся к своему столу, но остался стоять. — Что вы знаете о жаккардинском обществе?
— Кажется, это что-то вроде нашего Общества парового интеллекта, не так ли?
— И да и нет. Внутри жаккардинцев есть другое тайное общество. Они называют себя «Сынами Вокансона». Кто-то из них — анархисты, другие в союзе с Марианной[118], третьи — со Вселенским братством, это перечисление можно продолжать и продолжать. Конспираторы классовой борьбы. Встречаются там и самые обыкновенные уголовники, да вы ведь и сами все это знаете.
Олифант вынул люцифер из коробка с изображением «Бессемера» и раскурил сигару.
— Вы говорите мне, что женщина, известная вам как Сибил Джерард, не имеет никакого значения для Франции, — сказал Арсло.
— А вы полагаете иначе?
— Возможно. Скажите, что вы знаете о затруднениях с «Великим Наполеоном»?
— Очень немногое. Об этом упоминал Уэйкфилд из Центрального статистического. Машина дает сбои, верно?
— Ordinateurs, хвала Всевышнему, — не моя специальность. Насколько мне известно, в большинстве случаев «Наполеон» работает с обычной скоростью и точностью, но его тончайшие функции поражены какой-то странной, почти мистической неопределенностью… — Арсло вздохнул. — Учитывая то, что эти высшие функции стали предметом национальной гордости, я был вынужден проштудировать горы самой темной технической прозы. И как оказалось, совершенно зря, поскольку злоумышленник уже в наших руках.