Олифант закрыл блокнот, убрал ручку и подал знак официанту. Узнав Мэллори, официант принес ему хакл-бафф; Олифант предпочел розовый джин.
— Мне бы хотелось свести вас кое с кем из моих друзей, — сказал Олифант. — В Центральном статистическом бюро хранятся обширные досье на преступников — антропометрические замеры, машинные портреты и тому подобное. Вполне возможно, что вы сумеете опознать напавшего на вас человека и его сообщницу.
— Прекрасно, — кивнул Мэллори.
— Кроме того, вам будет предоставлена полицейская охрана.
— Охрана?
— Естественно, не из обычной полиции. Кто-нибудь из Особого бюро. Их люди весьма тактичны.
— Но я не хочу, чтобы какой-то фараон все время дышал мне в затылок! — возмутился Мэллори. — Что люди скажут?
— Я больше бы волновался о том, что они скажут, когда вас найдут в каком-нибудь закоулке со вспоротым животом. Двое известных ученых, двое специалистов по динозаврам, два загадочных убийства. Пресса будет в полном экстазе.
— Мне не нужно охраны. Я не боюсь этого мелкого сутенера!
— Возможно, этот тип и вправду не стоит особого внимания. Вот удастся вам его опознать — все и прояснится. Конечно же, — негромко вздохнул Олифант, — в масштабах Империи обсуждаемая нами история выеденного яйца не стоит. И все же я отметил бы, что неизвестные злоумышленники имеют в своем распоряжении деньги, могут при необходимости пользоваться услугами некоторых наших соотечественников — сомнительного сброда, прикармливающегося за счет иностранцев, — и, наконец, пользуются тайными симпатиями американских беженцев, спасающихся здесь от войн, сотрясающих Новый Свет.
— И вы думаете, что леди Ада могла оказаться замешанной в эту грязную историю?
— Нет, сэр, ни в коем случае. Такое просто невозможно. Женщина, которую вы видели, никак не могла быть Адой Байрон.
— Тогда и дело с концом, — развел руками Мэллори. — Скажи вы мне, что тут затронуты интересы леди Ады, я согласился бы почти на что угодно. Однако в данной ситуации я уж как-нибудь справлюсь сам.
— Как знаете, — пожал плечами Олифант. — Да, может быть, сейчас и рановато прибегать к столь решительным мерам. У вас есть моя карточка? Если что-нибудь еще, дайте мне знать.
— Непременно. Олифант встал.
— И если кто-нибудь спросит, мы сегодня не обсуждали ничего, кроме дел Географического общества.
— Вы так и не сказали, на кого вы работаете, мистер Олифант. Я не имею в виду редакторов и издателей.
Я не имею в виду редакторов и издателей.
— Подобные сведения, — покачал головой Олифант, — никогда не приносят пользы, сэр. И могут принести уйму неприятностей. С вашей стороны, доктор Мэллори, было бы очень благоразумно не связываться впредь с рыцарями плаща и кинжала. Будем надеяться, что вся эта история окажется в конечном итоге пустышкой и растает без следа, как ночной кошмар. Я же, безусловно, выдвину вашу кандидатуру в Географическое общество и искренне надеюсь, что вы всерьез рассмотрите мое предложение относительно полицейских машин.
С этими словами необычный посетитель встал, повернулся и зашагал прочь по роскошному ковру Дворца; его длинные ноги мелькали, как ножницы.
Одной рукой сжимая ручку новенького саквояжа, другой цепляясь за свисающие сверху ременные петли, Мэллори проталкивался на выход. Когда паробус притормозил, давая дорогу грязному грузовику с асфальтом, Мэллори спрыгнул на мостовую.
Несмотря на все свои усилия, он ошибся паробусом. Или, возможно, заехал гораздо дальше, чем нужно, — углубившись в свежий номер «Вестминстерского ревю». Он купил этот журнал потому, что там была статья Оли-фанта, своего рода патологоанатомическое исследование причин и хода Крымской войны. Олифант, как выяснилось, считался чем-то вроде эксперта по Крымскому региону, поскольку опубликовал свои «Русские берега Черного моря» за год с лишним до начала военных действий. В книге подробно описывалась веселая и довольно богатая событиями поездка репортера по Крыму. Статья в «Вестминстерском ревю» пестрила весьма ядовитыми намеками и выпадами; вполне возможно, что раньше, до знакомства с Олифантом, Мэллори их бы и не заметил.
— Ты это мне, начальник? — удивленно поднял голову малолетний оборванец, обмахивавший тротуар метлой.
К печальному своему удивлению, Мэллори осознал, что говорит сам с собой — стоит посреди улицы в полном отупении и бормочет что-то о пройдошливости этого Олифанта. Пытаясь привлечь внимание ошалелого господина, мальчишка сделал обратное сальто. Мэллори бросил ему монету, окончательно понял, что не знает этих мест, и зашагал куда глаза глядят; вскоре он оказался на Лестер-сквер, чьи дорожки и тенистые аллеи являлись идеальным местом, чтобы схлопотать по голове или — при мирном развитии событий — попросту остаться без кошелька. Особенно ночью, поскольку окрестные улицы кишели мелкими театриками, а также заведениями, где развлекали зрителей немудреными пантомимами и картинками волшебного фонаря.
Миновав Уитком-стрит, а затем Оксендон-стрит, Мэллори оказался на Хеймаркете, таком странном в разгар ясного летнего дня, когда здешние сиплоголосые сирены расползлись по домам и завалились спать. Из любопытства он прошелся по улице. Днем Хеймаркет выглядел совсем иначе — каким-то запущенным, уставшим от себя самого. Наконец, обратив внимание на неспешную походку Мэллори, к нему подкатился сутенер с предложением купить «французские дирижабли», наилучшее предохранительное средство от французской же язвы.