Мик откинулся на мягкие пуховые подушки и заложил безукоризненно ухоженные руки за голову с наимоднейшей, словно только-только из дорогой парикмахерской, прической. Шелковая ночная сорочка, на груди — пена кружев. Всё по первому классу. Теперь он вроде был не прочь и поговорить. Мужчины, они потом любят поговорить — в основном о своих женах.
Но Денди Мик говорил исключительно о политике.
— Так ты ненавидишь их светлостей?
— А почему бы и нет? — отозвалась Сибил. — У меня есть на то причины.
— И то правда, — медленно произнес Мик. Его взгляд, исполненный холодного превосходства, заставил Сибил зябко поежиться.
— Что ты хочешь этим сказать, Мик?
— Я знаю, почему ты ненавидишь правительство. У меня есть твой индекс.
Секундное удивление тут же сменилось страхом. Сибил резко села в постели. Во рту появился противный железный привкус.
— Ты же держишь удостоверение в сумочке, — объяснил Мик. — Я дал твой индекс одному знакомому магистрату. Он прогнал его через правительственную машину и распечатал твое Боу-стритовское досье. Тра-та-та — и готово, всего-то и делов. — Он довольно ухмыльнулся. — Так что теперь я все о тебе знаю. Знаю, кто ты такая…
Она попыталась не выказать своего ужаса.
— Ну и кто же я, по-вашему, мистер Рэдли?
— Никакая ты не Сибил Джонс, дорогуша. Ты — Сибил Джерард, дочь Уолтера Джерарда, луддитского агитатора.
Он вторгся в ее тайное прошлое.
Жужжание невидимых механизмов, прядущих нить истории.
Мик наблюдал за ее лицом и улыбался. И Сибил вдруг вспомнила этот взгляд. Точно такой, как тогда в заведении Лорента, когда он впервые высмотрел ее в переполненном танцевальном зале. Алчущий взгляд.
— И давно ты это знаешь? — Голос у нее дрогнул.
— Со второй нашей ночи. Ты же знаешь, что я сопровождаю генерала. Генерал — человек важный, а у всякого важного человека есть враги. Как его секретарь и доверенное лицо, я не имею права рисковать с незнакомыми людьми. — Маленькая, хищная рука Мика легонько тронула ее за плечо. — Ты могла оказаться чьим-нибудь агентом.
Мною двигали исключительно деловые соображения. Сибил отпрянула.
— Шпионить за беспомощной девушкой, — выдавила она наконец. — Ну и ублюдок же ты!
Но ругань, похоже, ничуть его не задела — он оставался холодным и жестким, словно судья или лорд.
— Если я и шпионю, девочка, то лишь в своих собственных целях. Я не стукач и не прихвостень властей, чтобы смотреть свысока на революционера, каким был Уолтер Джерард. Как бы там ни называли его теперь наши радикальнейшие лорды, твой отец был героем.
Мик чуть поерзал, устраиваясь поудобнее.
— Уолтер Джерард — он был моим героем. Я видел его в Манчестере на митинге, он говорил о правах трудящихся. Это было незабываемо — мы глотки надсаживали криком «ура!». Старые добрые «Адские коты»… — В голосе Мика вдруг прорезались простонародные манчестерские интонации. — Ты слыхала когда про «Адских котов»? В те времена, давно.
— Уличная банда, — пожала плечами Сибил. — Манчестерские хулиганы. Мик нахмурился.
— Мы были братство! Молодежная гильдия! Твой отец хорошо нас знал. Можно сказать, он был нашим вдохновителем.
— Я бы предпочла, чтобы вы не говорили о моем отце, мистер Рэдли.
Мик раздраженно помотал головой.
— Когда я услышал, что его судили и повесили… — (слова, от которых всегда леденело ее сердце) — …мы с ребятами похватали факелы и ломы и буквально взбесились, пошли все крушить… Во славу Неда Лудда, девочка! Сколько ж это лет прошло… — Он потрогал свою кружевную грудь. — Я редко рассказываю эту историю. У машин правительства долгая память.
Теперь все стало понятно — и щедрость Мика, и его сладкие речи, и загадочные намеки о тайных планах и лучшей участи, о крапленых картах и тузах в рукаве. Он дергал ее за ниточки, превращая в свою марионетку. Для человека вроде Мика дочь Уолтера Джерарда — заманчивая добыча.
Сибил откинула одеяло и встала. Зябко ступая по ледяным половицам, перебежала в рубашке к стулу и начала торопливо рыться в груде одежды. Накидка с оборками. Жакетка. Огромная клетка кринолина. Белая кираса корсета.
— Возвращайся в постель, замерзнешь, — лениво окликнул ее Мик. — Не психуй. — Он покачал головой. — Все не так, как ты думаешь, Сибил.
Упорно не оборачиваясь, она продолжала сражаться с корсетом возле окна, где сквозь обмерзшее стекло сочился с улицы свет газового фонаря. Быстрым привычным движением накрепко затянула ленты.
— А если даже и так, — задумчиво продолжал, наблюдая за ней, Мик, — то лишь в небольшой степени.
На другой стороне улицы из только что распахнувшихся дверей оперы выходят господа в черных долгополых пальто и цилиндрах. Лошади в попонах бьют копытами об асфальт и встряхивают от холода гривами. Сверкающий кузов парового экипажа, принадлежащего, надо думать, какому-то лорду, все еще хранит следы чистого загородного снега. В толпе работают проститутки. Бедные девочки, холод на улице собачий, и легко ли отыскать в такую холодную ночь доброе лицо среди всех этих крахмальных рубашек и бриллиантовых запонок. Сибил повернулась к Мику, растерянная, рассерженная, испуганная.
— Кому ты обо мне рассказал?
— Ни единой душе, — ответил Мик, — ни даже моему другу генералу. Я не собираюсь доносить на тебя. Никто еще не обвинял Мика Рэдли в болтливости. Так что возвращайся в постель.