— Собственно говоря, он не является чем-то очень уж первоочередным. По крайней мере, в области моих интересов.
Уэйкфилд кивнул, полагая, что «область интересов» Олифанта ограничивается деятельностью иностранцев на британской земле. По запросам Олифанта, он регулярно прогонял поиск на такие организации и группировки, как карбонарии, «рыцари белой камелии», фении, техасские рейнджеры, греческие гетерии, «Детективное агентство Пинкертона» и «Бюро научных исследований» Конфедерации.
— Надеюсь, вам пригодился последний материал по техасцам? — подался вперед Уэйкфилд. Пружины патентованного кресла жалобно скрипнули.
— Весьма, — заверил его Олифант.
— Вы не знаете случайно, — начал Уэйкфилд, вынимая из кармана позолоченный цанговый карандашик, — их миссия не собирается переезжать?
Кончик карандаша с громким отвратительным клацанием пробежал по кривым зубам.
— Из их теперешнего обиталища в Сент-Джеймском дворе, что за виноторговлей Берри?
— Совершенно верно.
Олифант помедлил, взвешивая вопрос.
— Маловероятно. У них совершенно нет денег. Думаю, здесь все зависит от доброжелательности домовладельца…
Уэйкфилд молча улыбнулся.
— А вы не могли бы мне сказать, — сощурился Олифант, — кому нужна эта информация?
— «Криминальной антропометрии».
— Правда? Они что, занялись наружным наблюдением?
— Думаю, это просто отработка методики. Эксперимент. — Уэйкфилд отложил карандаш. — Этот ваш ученый приятель… Мэллори, так его, кажется, звали?
-Да?
— Видел рецензию на его книгу. Он сейчас что, в Китае?
— В Монголии. Возглавляет экспедицию Географического общества.
— Понятно, — кивнул Уэйкфилд. — Чтобы не путался под ногами.
— Скорее уж, чтобы не попался кому-нибудь под руку. Совсем не плохой малый. К слову сказать, он с лету и весьма неплохо разобрался в технических аспектах работы вашего Бюро. Но я и сам пришел к вам по делу характера чисто технического.
— Да? — Кресло Уэйкфилда снова скрипнуло.
— Кое-что, связанное с процедурами Министерства почт.
Уэйкфилд издал неопределенный звук.
Олифант вынул из кармана незапечатанный конверт. Уэйкфилд натянул белые нитяные перчатки, вынул из конверта телеграфную адресную карточку, бегло ее просмотрел и вскинул глаза:
— «Гранд-Отель».
— Совершенно верно.
На карточке была эмблема гостиницы. Уэйкфилд машинально провел пальцем по рядам перфорации, проверяя их на изношенность, способную вызвать сбой.
— Совершенно верно.
На карточке была эмблема гостиницы. Уэйкфилд машинально провел пальцем по рядам перфорации, проверяя их на изношенность, способную вызвать сбой.
— Вы хотите знать, кто послал телеграмму?
— Спасибо, эта информация у меня есть.
— Имя адресата?
— Оно мне также известно.
Пружины скрипнули — несколько нервозно, как показалось Олифанту. Уэйкфилд поднялся и осторожно вставил карточку в прорезь застекленного прибора, нависавшего над картотечными ящиками. Покосившись на Олифанта, он взялся за рычаг с ручкой из черного дерева и потянул вниз. Загадочное устройство грохотнуло, как кассовый аппарат. Когда Уэйкфилд отпустил рычаг, тот начал медленно возвращаться на место, аппарат при этом жужжал и пощелкивал, подобно игорной машине в кабаке; колесики с буквами вращались все медленнее, а затем и совсем остановились.
— Эгремонт, — прочел Уэйкфилд. — Вилла «Буки», Белгрейвия.
— Вот именно. — Олифант смотрел, как Уэйкфилд извлекает карточку из прорези. — Мне нужен текст этой телеграммы.
— Эгремонт. — Уэйкфилд сел, вернул карточку в конверт и снял перчатки. — Везде и всюду этот наш достопочтенный Чарльз Эгремонт. Он создает нам пропасть работы.
— Текст этой телеграммы, Эндрю, находится здесь, в Бюро. Он существует материально, в виде нескольких дюймов телеграфной ленты.
— Вы знаете, что на мне висят пятьдесят пять миль зацеплений, все еще не прочищенных после смрада? Не говоря уже о том, что этот запрос несколько выходит за рамки обычной для вас беззаконности…
— «Обычная для меня беззаконность»? Неплохо сказано…
— И ваши друзья из Особого бюро непрерывно здесь сшиваются, требуя снова и снова крутить нашу медь в надежде выявить каких-то там луддитов, якобы засевших в высших эшелонах власти! Да кто он такой, разрази его гром?
— Насколько я понимаю, мелкий радикальный политик. Или был таковым до смрада и беспорядков.
— Скажите уж, до смерти Байрона.
— Но теперь у нас лорд Брюнель, разве не так?
— Да, и полное безумие в парламенте! Олифант дал молчанию затянуться.
— Если бы вы, Эндрю, смогли раздобыть текст этой телеграммы, — сказал он наконец, — я был бы очень вам благодарен.
— Он — очень честолюбивый человек, Олифант.
— Вы не одиноки в подобной оценке. Уэйкфилд вздохнул:
— При условии крайней конфиденциальности…
— Само собой разумеется!
— Не говоря уже о том, что машина вся в дерьме. Грязь, осевшая из воздуха. Механики работают в три смены и уже добились некоторого успеха с помощью аэрозольных препаратов лорда Колгейта, но временами я прямо теряю надежду, что система когда-нибудь закрутится как надо! — Он понизил голос. — Вы знаете, что уже несколько месяцев высшие функции «Наполеона» совершенно ненадежны?
— Императора? — притворно изумился Олифант.
— В приведенном виде длина зацеплений «Наполеона» превышает нашу почти что вдвое, — продолжал Уэйкфилд. — А он взял себе и испортился! — Было видно, что одна уже мысль о возможности такого наполняет его почти мистическим ужасом.