— Бог, ты кажется забыл, кто сейчас стоит перед тобой! — с вызовом бросил принц, окутываясь коконом белого пламени.
Издевательский хохот наполнил Храм. Звук вибрировал, поднимался вверх, раскачивая стены, осыпая каменную крошку со свода и перекрытий потолка. Звук болезненно бил по барабанным перепонкам, пробуждая желание немедленно заткнуть уши и сжаться в комок, но мы стояли все так же прямо, не стирая с губ ироничных, высокомерным усмешек.
— Жалкий червяк, — соизволил просмеяться и успокоиться чересчур развеселившийся Бог, — уж не хочешь ли ты меня напугать? В моих владениях твоя магия бессильна и ты никогда не сможешь накопить ее в количестве, достаточном для сопротивления моей мощи!
— Ты не боишься пойти против всех? — приподнял бровь принц. — Против демонов, богов и даже демиургов?
Бог возмущенно махнул рукой, словно отметая в сторону всех перечисленных:
— Боги? Жалкая кучка марионеток. Демоны? Зарвавшиеся наглецы. Демиурги? Их время прошло, они постарели и впали в маразм, деградировав от игры, затеянной ими самими. Настает срок моей власти. Скоро по моей воле весь мир превратится в царство льда и холода, заполненное тенями моих детей. Какая сила сможет противостоять подобной мощи?
— Любовь! — громко выкрикнула я, чувствуя, как в ответ на это слово, еще сильнее сжались пальцы принца, крепко обхватывающее мое запястье.
Бог противно хихикнул:
— Что есть любовь? Важно ли это чувство для выживания? В основе бытия любой особи лежат страх, голод, жадность, зависть, власть!
— Любовь и голод движут миром! — вспомнила я фразу, вычитанную когда-то очень давно, лишь сейчас начиная постигать ее истинный смысл.
— Вот видишь, ты сама сказала про голод. — Благосклонно улыбнулся Ледяной бог. — А ты не безнадежна, упрямая девочка! Поэтому я дам тебе возможность понять значение моих слов.
— Не смей трогать принцессу! — выкрикнул принц, задвигая меня себе за спину.
— Не смей трогать принцессу! — выкрикнул принц, задвигая меня себе за спину. — Если ты посмеешь прикоснуться к ней хоть одним из твоих мерзких пальцев, то я…
— То, что ты тогда сделаешь? — глумливо хмыкнул Бог. — О-о-о, — черные глаза пораженно расширились, — так значит, это и есть то, что вы называете любовью?
— Да! — гордо вскинул голову белокурый красавец. — Ты взял нас в плен, ты можешь убить наши тела, но тебе никогда не покорить наш дух и не вытравить из нас любовь, которая сильнее всего!
— Любовь сильнее всего? — по буквам, недоверчиво протянуло чудовище в глыбе льда, разглядывая нас словно чудные, нелепые диковинки. — Сильнее жажды жизни?
— Да! — хором ответили мы, понимая, что наша любовь — единственная в мире сила, которую мы можем противопоставить власти жестокого Бога.
Бог снова расхохотался, еще громче и продолжительнее.
— Глупцы! — торжественно провозгласил он. — Да вы просто наивные дети, еще не постигшие смысла бытия и тешащие себя нелепыми выдумками! Очутившись перед ликом смерти, вы узнаете, что единственная настоящая, заслуживающая внимания и уважения сила — это моя власть, и только я могу даровать вам ту форму существования, которую я избрал для моих преданных слуг. И вы еще станете умолять меня о милости и спасении, начисто позабыв о своей никчемной, бесполезной любви!
— Никогда! — дружно возмутились мы.
Бога затрясло в приступе неудержимого, необузданного гнева:
— Разлучите их! — приказал он, взбешенно всплескивая пучками питающих его нитей с кровью. — Принца и эту падаль, — он брезгливо указал на так и не пришедшую в себя некромантку, — отправьте на арену. А ее, — он окатил меня холодной волной черного света своих мертвенных глаз, — бросьте в Колодец пустоты. Посмотрим, на что тогда окажется способна их никчемная, хваленая любовь!
Мы крепко держались за руки, но проклятые Твари стужи превратились в плотную стену холода и кололи нас пронизывающими укусами жгучих, ледяных прикосновений до тех пор, пока наши кисти не утратили чувствительность и не повисли никчемными плетями. Тонкие пальцы принца выскользнули из моей окровавленной ладони, унося с собой не только часть души, но и смысл всей моей жизни.
— Ульрика, — обессилено шептал он, когда его безжалостно волокли по скользкому мраморному полу, ухватив за обледенелые пряди роскошных волос. Его золотые глаза меркли, словно две остывающие, потухающие звезды. — Ульрика, помни, ты обещала мне, что не сдашься, что будешь бороться…
— Буду, верь в меня! — страстно выкрикнула я, вместе с плотью сдирая со своих губ корку из свежего льда. — Жди меня, любимый, я приду за тобой!
— Жди, ага, как же! — издевательски передразнил Ледяной бог. — Наивные дети. Еще никому не удавалось вернуться из Колодца пустоты!
Глава 7
Несмотря на все заверения почтенного дервиша Али-Бабы, до стен великого Рох-Осса оказалось почти полдня пути. Трудно выразить словами, чего стоили Лансу эти несколько часов, проведенных под раскаленными лучами южного солнца. Пяти лет жизни — и ни днем меньше. Его бархатистая кожа, привыкшая к умеренному, прохладному климату еловых лесов, обгорела, покраснела и растрескалась, став похожей на истоптанную подметку сапога двужильного Огвура.
Сам же орк, громко сопя как заматерелый секач и благоухая столь же ароматно, упрямо пер напролом, отмеряя шаг за шагом по сыпучему, отвратительно горячему песку. Изнеженный полуэльф фыркал и плевался, с ужасом ощущая, что едкая, мелкая пыль на три слоя запорошила его ранее безупречно ухоженные, длинные волосы, превращая их в бесформенный колтун и вызывая отчаянный зуд в области висков и затылка. И Ланс в который раз мысленно клялся выместить владевшее им раздражение на первом же подвернувшемся, подходящем для этой цели растяпе.
Наконец утомительная дорога окончилась. Путники почтительно рассматривали высоченные стены древней столицы, грозно ощетинившиеся острыми шпилями стройных минаретов. Их широкие, обнесенные бордюром площадки возле крыш, предназначавшиеся для престарелых, длиннобородых жрецов-муэдзинов, неумолчно славивших богиню Аолу пронзительными, блеющими голосами. Вереница путешественников, желающих попасть в города и выстроившихся вблизи щедро посеребренных, украшенных резьбою главных ворот, оказалась значительно длиннее, чем в Хуве, и друзья заметно приуныли. Впрочем, зачем стремиться попасть за ворота, если в карманах у тебя не завалялось даже жалкого медного гроша, не говоря уже о нескольких золотых монетах, необходимых для уплаты гостевой пошлины? Но многомудрый дервиш неожиданно смело подъехал к самому важному и напыщенному воину в многочисленном ряду городских стражников, направляя пятками своего вислоухого скакуна и вполголоса бормоча бесконечную молитву. Стражник нехотя скосил выпуклый, темный как слива глаз и снисходительно выслушал скороговоркой произнесенную просьбу. После этого его одутловатое лицо мгновенно вытянулось от страха и уважения, и он поклонился настолько низко и резво, насколько позволяло его объемистое, любовно взращенное чрево, перетянутое пестрым шелковым халатом.