Увлеченный собственными нерадостными мыслями, Генрих поймал себя на том, что уже довольно долго, и от чего-то излишне пристально присматривается к одному и тому же гигантскому валуну. Хотя если разобраться, вроде бы ничего особенного в этой каменюке не выявлялось — валун как валун. Но уж очень хорошо вписывается он в ландшафт водопада. Мириады легчайших капелек воды, висящие в воздухе над перекатами и образующие сияющую радугу, оседают на этот валун точно так же, как и на все прочие. Это до барона с Марвином водяная пыль не долетает, потому что место стоянки выбрано на сухой ровной площадке, да на значительном удалении от рокочущих порогов. А громадный серый камень так и окутывается тончайшей водяной завесой. Но, тут Генрих приложил руку к бровям и прищурил карие глаза, вот что странно — на других камнях вода так и лежит прозрачными, холодными каплями, а этот валун весь окружен едва заметным облачком непрерывно испаряющейся влаги. Подозрительно как-то. Получается — камень теплый?
— Вот гоблины срамные! — радостно выдохнул барон. — Так это же и не камень вовсе! — он понимающе хмыкнул, и заорал, что есть мочи: — Эткин, а Эткин, морда твоя наглая, ну хорош уже дрыхнуть то!
Серая, неприметная на первый взгляд каменюка угловатой формы, неожиданно потянулась, развернулась, выставила мощную когтистую лапу и с протяжным надрывом зевнула здоровенной, зубастой пастью:
— Ну никакого пиетета к моей мимикрии! А ежели я тебя за это съем, добрый молодец, — дракон шаловливо сверкнул фиолетовым глазом, — дабы не мешал спокойно водные процедуры принимать.
Подозрительно как-то. Получается — камень теплый?
— Вот гоблины срамные! — радостно выдохнул барон. — Так это же и не камень вовсе! — он понимающе хмыкнул, и заорал, что есть мочи: — Эткин, а Эткин, морда твоя наглая, ну хорош уже дрыхнуть то!
Серая, неприметная на первый взгляд каменюка угловатой формы, неожиданно потянулась, развернулась, выставила мощную когтистую лапу и с протяжным надрывом зевнула здоровенной, зубастой пастью:
— Ну никакого пиетета к моей мимикрии! А ежели я тебя за это съем, добрый молодец, — дракон шаловливо сверкнул фиолетовым глазом, — дабы не мешал спокойно водные процедуры принимать.
— А если подавишься, чудище поганое? — молодецки напыжился барон, делая вид будто вытаскивает из ножен Гиарду.
— Пфе, — небрежно фыркнул Эткин, — с Вами поживешь, так всякую гадость есть научишься!
Генрих бурно расхохотался:
— Ну, Эткин, я как погляжу — ты все такой же неисправимый весельчак и балагур! Не пойдешь ли с нами выручать из беды эльфийскую княжну Лилуиллу?
— Да уж, — дракон неторопливо поскреб когтем там, где у него, по версии Генриха, должны были находиться уши, или что-то подобное, выполняющее эту же функцию, — опять все в баб упирается, просто обхохочешься. Прав Арбиус оказался — дело у вас щепетильное и важное! Видно недаром мне эти заподлянские словечки всегда не нравились — феминизм, матриархат… А ты то, Генрих, влюбился в нее что ли?
— Да на вроде того, — ехидно поддакнул Марвин, высовывая голову из-под куртки. — Чего ты тут сам делаешь? Я в случайные встречи и совпадения с детства не верю.
— Ишь, ты, недоверчивый какой выискался, — брюзжал Эткин, перебираясь поближе к некроманту и сильфу. — Мне верить надобно, ибо я честный и добрый аж до ужаса…
— Ага, скромняга ты наш, — насмешливо подначил барон. — А я вот не забыл, как ты по доброте душевной славно под стенами Нарроны горгульями подхарчился!
— Тьфу, и не вспоминай эту пакость, — дракон даже сплюнул от отвращения. — Ничего гадостнее в жизнь не пробовал. Да и то там тоже все честно было, комар носа не подточит. Я один, а их — три десятка!
— Ой, не верю я что-то в драконью честность! — весело округлил глаза Марвин. — Ты ведь даже у кентавра коня украдешь!
Но, услышав про кентавров, Эткин в раз посерьезнел:
— А вот это ты, магикус, в самую точку попал. Рандеву у меня здесь с вами назначено, с подачи твоего папеньки, и идти нам теперь всем вместе в те края предстоит, где эти самые кентавры обитают!
— Папенька, говоришь? — просветлел лицом некромант. — Ну, он то точно плохого не посоветует!
— А ты поумнел, сынок! — прозвучал спокойный голос, и из расщелины вышел сам магистра Арбиус. — Приветствую тебя! И тебя, Повелитель сильфов! — он отвесил вежливый поклон, адресованный Генриху.
— Отец! — взволнованно пролепетал Марвин, вскакивая со своей импровизированной лежанки.
Старый архимаг ласково обнял возмужавшего сына, любуясь его красивым лицом и хрустальным обручем на голове:
— Боги наконец-то вняли моим молитвам и отдали тебе то, чего ты и был достоин изначально по знатности рода и уму.
Значит, не зря я, скрепя сердце, изгнал тебя из Гильдии! Ты прошел все испытания, не сдался, научился бороться и стал настоящим бойцом!
— Батюшка! — Марвин ребячливо уткнулся в седую бороду старика, стыдливо пряча покрасневшие глаза с навернувшимися на них слезами радости. — Теперь я способен правильно оценить и твою мудрость, и принесенную тобой жертву, вызванную одной лишь любовью!
— Как мелодраматично, — притворно всхлипнул Эткин, — возвращение блудного сына! Я сейчас расплачусь от умиления!