Лилуилла зябко повела плечами, плотнее кутаясь в меховую пелерину, встала с кресла и подошла к окну. Так и есть, нерадивая служанка — тупая деревенская девка, не до конца прикрыла тяжелую деревянную раму с цветными стеклами, оставив щель, через которую в комнату княжны и проникал морозный, наружный воздух.
Девушка протянула пальчики и сердито повернула ручку оконной створки. Сразу же стало значительно теплее. Лилуилла старательно хмурила узкий лобик, на котором и от столь значительного умственного усилия все равно не появилось ни одной, даже самой крохотной морщинки, и вымученно занималась непривычным и тяжелым делом — она размышляла. За окном вольготно раскинулась безжизненная, заснеженная равнина, простиравшаяся во все стороны, и казалось, не имевшая ни конца, ни края. Он такого невероятного количества снега, девушке снова сделалось холодно, на этот раз — на сердце.
— Какая страшная страна! — вслух посетовала княжна, торопливо отступая вглубь комнаты, поближе к источающему теплу камину. — Здесь нет ничего кроме льда, да ночного унылого воя белых волков. Пресветлые боги, неужели меня хотят выдать замуж за короля волков? — красавица нервно рассмеялась. — Может, я зря отказала Аберону?
Память услужливо перенесла Лилуиллу на несколько недель назад, оживив пред глазами картину недалекого прошлого. Она действительно отказала Холодному, небрежно отослав прочь знатных сватов, прибывших с богатыми брачными подарками. Принц-альбинос внушал ей ужас и отвращение уже одним видом своей бесцветной кожи, взором кровавых, немигающих глаз и длинными, тощими пальцами, сильно смахивающими на омерзительных могильных червей. То ли дело его младший брат — Лионель. Этот принц, к огромному сожалению княжны не являющийся наследником трона Поющего острова, вполне соответствовал ее утонченному вкусу в отношении мужчин. Лионель отличался редкостной красотой, галантными манерами и умел непринужденно болтать на любую тему, что, по меркам Лилуиллы — являлось высшим шиком светского аристократического воспитания. И глупышка уже почти ответила согласием… Но тут случилось непредвиденное — их добрый король Шеарран скоропостижно скончался, Аберон по праву наследника воздел на свою безобразную голову монарший венец, увенчанный геральдическими сапфировыми розами, а младший принц внезапно исчез… Немало горьких слез пролила прелестная покинутая невеста, с раскаянием сожалея о своей незавидной девичьей доле. А ведь она могла бы уже восседать на королевском троне, рядом с мужем-выродком… «Нет!» — Лилуилла испуганно вскрикнула. Никогда не смогла бы она добровольно возлечь на свадебное ложе ненавистного урода! Но король почему-то совсем не докучал ей насильственными ухаживаниями. Он прибыл в замок клана ил-Рианон поздним вечером, одним недовольным взмахом руки отмел слабые возражения старого князя и приказал Лилуилле спешно собираться. «Куда?» — всполошилась девушка. Король, странно улыбаясь, вежливо разъяснил, что княжна удостоена величайшей чести — она отбудет в чуждые эльфам земли, где вскоре станет супругой всесильного владыки, могущество которого почти не уступает власти Пресветлых богов. Лилуилла растерялась, горделиво возрадовалась, зачванилась и, в итоге, позволила увезти себя из отчего дома. Само путешествие она помнила смутно. Невесту все время везли в закрытой карете, да к тому же — на нее внезапно навалился длительный, непреодолимый сон. Разум вернулся лишь в пределах огромного мрачного города. «Геферт!» — донеслось до Лилуиллы. Это название оказалось ей не знакомо. И вот уже несколько дней она безвыходно жила в покоях огромного, холодного замка. Почти одна, окруженная скромным количеством нелюдимых, безмолвных, плохо вымуштрованных слуг. А неведомый, обещанный королем Абероном жених, все не показывался…
Лилуилла опустилась в высокое кресло, взяла в руки надоевшую вышивку и запела. Глубокий, богатый интонациями, переливчатый голос девушки трепетно выводил слова грустной баллады о безответной любви, авторство которой приписывали самой Сумасшедшей принцессе:
Влюбился в розу соловей…
И вот хорей и ямбы
Среди березовых ветвей,
Слагает в дифирамбы
Лишь только солнце к вечерку
Не так паляще жарит,
Он розе новую строку
Вновь вдохновенно дарит
И песня громкая звучит
Над восхищенным лесом,
Но роза вежливо молчит
С безликим интересом
Она бела и холодна,
А он звенящим тоном
Готов любовь излить до дна
Над трепетным бутоном
В полете крылья распластал,
Он вдруг не удержался —
К шипам убийственным припал,
И грудью к ним прижался
Душа истерзанно кричит
Любовными словами,
Но сердце больше не стучит —
Пронзенное шипами
Алеет розовый бутон,
Налитый свежей кровью,
А соловей под смертный стон
Прощается с любовью
И умер маленький певец…
А в тот же миг случилось,
Что эта роза, наконец,
Проснулась и раскрылась
Но не увидит соловей
Как напитавшись кровью,
Сияет роза средь ветвей —
Живет его любовью…
Княжна много слышала о легендарной принцессе, доводящейся ей дальней родственницей.
Но каждая новая история неизменно повергала Лилуиллу во все большее и большее недоумение. Женщина — забыв о своем истинном предназначении околдовывать мужчин, носится с мечом и кинжалами, а вместо пышного платья одевается в вульгарные мужские штаны и потертую шляпу. Женщина ли это вообще? Отказывается от власти и почестей, отвергает богатого и именитого жениха — подобное у княжны просто не укладывалось в голове. Да негодная рыжая принцесса позорит не только себя, но и весь женский род! Нет, Лилуилла не такая! Она, в отличие от Сумасшедшей принцессы, станет терпеливо ждать неведомого нареченного, петь и искусно вышивать шелковые платки, предназначенные тому, о ком она так жадно грезит в ночной темноте своей уютной девичьей спаленки — о прекрасном принце, который, конечно же, должен непременно оказаться высоким, смуглым и черноволосым. И он, несомненно, придет уже скоро, совсем скоро…
Первые лучи восходящего солнца застали меня во дворе, тщательно разглядывающую лезвие бесценного Нурилона. Я опасалась, вдруг ледяные клинки Тварей стужи причинили какой-нибудь вред волшебному мечу? К счастью, мои опасения не подтвердились. Нурилон как и всегда, спокойно сиял мерцающим, синим цветом, тихонько напевая привычную, лишь одной мне слышную песенку. Я ласково погладила черную рукоять и прижалась губами к обнаженному мечу, даря верному другу нежный поцелуй. Нурилон даже мурлыкнул от удовольствия и ответного, теплого чувства: