— Ну, — иронично усмехнулась я, — пока ты не очень то в этом преуспела!
Демоница хотела выкрикнуть что-то еще, но контур ее тела неожиданно утратил прежнюю четкость, задрожал, словно пламя свечи на ветру и начал сворачиваться в кокон серого дыма. Клочья мутного тумана отступали, поспешно утягиваясь в неровную дыру пространственного портала, внезапно разверзшегося посреди комнаты. Тихонько подвывали две перепуганные жрицы, еле живые от охватившего их панического ужаса.
Я перевела еще не потухший взгляд на альбиноса, которого слегка зацепило потоком бьющей из меня энергии, и отбросило в дальний угол подвала:
— А ты, дядюшка, — я мстительно цедила слова, падающие тяжело и весомо, будто капли расплавленного свинца, — если ты посмеешь хоть чем-нибудь обидеть мою досточтимую матушку, то я вернусь и тогда…
— Понял, понял, не извольте сомневаться! — излишне быстро и медово-покладисто согласился эльф-альбинос, успокаивая меня мирным жестом расслабленных ладоней. — Не беспокойтесь, обещаю беречь Альзиру как зеницу ока!
— Ну, то-то же, — хмыкнула я, уже ощущая, как водоворот ментального пламени неудержимо выдергивает меня из тела матери.
— О-хо-хо, — умирающе стонала я, бессильно распростершись на жестком коврике в пещере водопада Тысячи радуг.
— О-хо-хо!
Несколько лет назад, проказливые братцы Франк и Бернар угостили меня коктейлем собственного изобретения, в состав которого входили полынная эльфийская настойка, светлое игристое вино и крепчайшая орочья водка. Оказалось довольно вкусно и «забавно», особенно на следующий день… Негодные мальчишки назвали гремучую смесь «Стань звездой». Какое там звездой! На следующее утро я не только светить, я даже примитивно отсвечивать не могла, просто валялась ветошью в тихом уголке и маялась жуткими головными болями! Так вот, нынешнее мое плачевное состояние оказалось во сто крат тяжелее и похмелья в «Королевской питейной» и неосторожной дегустации убойной бурды братьев де Брен. Я в полуобмороке лежала на жесткой подстилке, желая одного — немедленной смерти, способной избавить меня от невыносимых мучений. Конец затянувшимся постнаркотическим страданиям положил милосердный Арбиус, мельком коснувшийся прохладными кончиками пальцев моего пышущего жаром лба. Я немедленно приняла сидячее положение, недоумевая — как беспощадная боль, еще секунду назад терзавшая все мое тело, способна испариться столь мгновенно и столь бесследно.
— Вот оно как, значит вышло! — задумчиво бормотал старый некромант. — Не ожидал, не ожидал…
— А что, все так плохо? — обмерла я.
— Наоборот, — Арбиус бурно всплеснул руками. — Наоборот! Ты смогла определить будущее и изрекла великолепное пророчество. Я его мысленно слышал, но напомни, пожалуйста, еще раз.
Испытывая целый набор противоречивых эмоций, я, тем не менее, выразительно процитировала навечно врезавшиеся в память строки.
— Великолепно! — довольно потер ладони архимаг. — Сверх великолепно!
— Да-а-а, — капризно протянул Ланс, — а я вот ничего не понял…
— На одних людях природа отдыхает, а на других — просто прикалывается, — ввернула вредная Гельда, которая, судя по всему — тоже ничего не поняла, но ни за что бы в этом не созналась.
Арбиус многозначительно усмехнулся:
— А вам и не требуется понимать произнесенные Ульрикой слова. Пророчество можно изменить, но выполнить его специально и обдуманно — абсолютно невозможно. Теперь, сопутствующие обстоятельства должны сами сложиться настолько подходящим и благоприятным образом, чтобы пророчество осуществилось.
— Но ведь ты все равно не станешь сидеть, сложа руки, — ехидно прокомментировал Эткин, засунувший голову в пещеру.
Седые брови Арбиуса поползли вверх.
— Эткин, — хором закричали Огвур и Ланс, — молчи, а то опять накаркаешь!
— Ну вот, — дракон положил массивную голову на лапу, и печально вздохнул, — спрашивается, кому ты нужен, если ты всегда и во всем прав?
— Им сейчас точно — нет! — признал некромант. — Они двинутся к Нису, а затем попробуют незаметно проникнуть в проклятый город Геферт. При проведении подобной секретной операции такой гигант как ты может стать досадной помехой. Но ты подождешь тех, кто придет следом за Ульрикой, и окажешь им помощь, ведь и их миссия не менее важна и щепетильна…
— Э-хе-хе, — не дожидаясь окончания фразы, повторно вздохнул Эткин, — мне запретили помогать девушке, а ведь именно она во всем и замешана! Но чую, те — кто придет на водопад следом за нами, тоже руководствуются известной старинной фразой — шерше ля фам… на свою глупую голову!
Арбиус тонко улыбнулся, орк и полукровка растерянно переглянулись, Гельда расхохоталась, а я… — я почему-то подумала: « Ну вот, кажется, теперь все начинается на самом деле!».
И мне стало страшно.
Генрих задумчиво прожевал подсохшую хлебную корочку, вытащил из сумки зубочистку и выковырнул крошку, попавшую во впадинку между десной и правым верхним резцом. Рядом, с головой укрывшись кожаной дорожной курткой, крепко спал Марвин, которому совершенно не мешали ни яркий дневной свет, ни даже не умолкающий ни на минуту рокот водопада Тысячи радуг. Не отличавшийся особой физической силой некромант, из солидарности с бароном путешествующий пешком, а не левитирующий в воздухе, умаялся, выдохся и натер на ногах огромные мозоли. Генрих заботливо покосился в сторону упоенно храпящего друга, выводящего носом звучные рулады, и в очередной раз пожалел неопытного путника. Но почему Марвин настоял именно на пешем походе, напрочь отказавшись брать коней, и ничего толком не объяснил? Лишь буркнул что-то невразумительное. Мол, сон у него был пророческий, типа парят они под облаками, поддерживаемые чье-то могучей, когтистой рукой (лапой?) и ничего не боятся. «Как же, не боятся!» — сильф иронично хмыкнул. Воин, утративший разумную долю страха, оберегающего жизнь, удерживающего от излишнего геройства и не дающего лезть на рожон, в бою — почитай, первый кандидат в покойники. А перейти в категорию мертвяков, даже с учетом всех некромантических талантов друга-архимага, Генриху от чего-то не хотелось. Ведь усопшие не женятся… Впрочем, идти под венец с покамест совершенно не знакомой ему княжной Лилуиллой, Генриху тоже не очень то мечталось. Ибо мечталось ему совершенно о другом, вернее — о другой особе: вредной, самодеятельной и несговорчивой до безобразия. Но как говорится, коли взялся за гуж — то не говори, что не дюж! Поэтому Генрих обреченно вздыхал, вынимал из-за пазухи портрет прекрасной эльфийки и пытливо всматривался в нежное девичье лицо. «Упасите Пресветлые боги от неприятной неожиданности, — навязчиво вертелось в голове. — Как окажется эта красотка обычной заносчивой гордячкой, а еще чего хуже — просто банальной дурочкой…». Генрих жалобно вздыхал в сотый раз, в глубине души надеясь, что узнав о его громких подвигах на ниве спасения благородных девиц, Ульрика тут же приревнует и, испугавшись слухов о его сватовстве к высокородной княжне, со всех ног примчится в Силь — робкая и смиренная словно кошечка. Но в противовес мечтам, трезвый рассудок неумолимо подсказывал — как же, жди! Разве такая примчится? Да эта кошечка более горазда острые коготки показывать, чем любовно мурлыкать и тереться об мужскую руку! И де Грей распоследними словами клял свой несдержанный язык, необдуманно давший обещание жениться на Лилуилле. Ох, и путное ли это дело — жениться от горя, да на зло?…