— Значит, вы и с бабушкой моей знакомы? — удивленно перебила я увлеченный монолог загадочного существа. — А вы сами то, простите, кем будете?
Единорог заржал наигранно-драматично:
— Всем, без исключения, нравятся прекрасные лошади, но вот почему-то совершенно не наблюдается хоть малое число желающих стать ими по жизни!
— Выспренные жалобы на тяжелую долю? Фи, какая сопливая лирика! — презрительно отмахнулась я. — А нельзя ли перейти ближе к делу?
Единорог желчно усмехнулся:
— Ну, опасаясь за здоровье твоей психики, не стану сразу набиваться в близкие родственники, но уж поверь мне на слово — я тоже тебе не чужой!
— Во дела! — непроизвольно вырвалась у меня излюбленная фраза Ланса. — Видно не зря меня Франк с Бернаром частенько кобылой называли!
Единорог смешливо фыркнул:
— Вполне философский подход к проблеме самопозиционирования. В чем, например, существенная разница между конскими яблоками и пресловутым конем в яблоках? От перестановки слагаемых — яблоки не меняются. Суть не в форме объекта, конечно, а в его содержании. Мне показалось, что именно облик лошади окажется наиболее уместным…
— Это еще почему? — глупо вылупилась я, совершенно не улавливая логики в рассуждениях говорящего жеребца.
— Ты очень любишь моего дальнего родственника — крылатого Пегаса! — обаятельно улыбнулся Единорог. — Вот я и решил…
— А-а-а, — иронично протянула я. — Скажите, а кобыла сивая, конь в пальто и лошадь тыгудымская — не из вашей ли семейки?
— Ага, — невозмутимо подтвердил жеребец. — А еще Росинант, Буцефал, Боливар…
— Это который не вынесет двоих? — на всякий случай уточнила я.
— Ну вот видишь! — Единорог удовлетворенно развел черные копыта. — Ты в коневодстве человек опытный!
— А еще я этого знаю, Коннибала! — вдохновенно продолжила я.
— Ганнибал, дорогая! — педантично поморщился Единорог. — Античный военачальник из Карфагена. Никогда не пиши стихов на исторические темы, дабы не попасть впросак!
Кажется, я покраснела.
— Ну, так что вернемся к нашим баранам, то есть жеребцам, а точнее — делам скорбным, земным! — ободряюще подмигнул собеседник.
Я неопределенно пожала плечами:
— Я то как раз — твердо стою на земле. А что, наверху мной недовольны?
— Наверху это где? — не понял Единорог.
— Ну, там! — я наугад указала пальцем в потолок, с которого лились светоносные лучи жаркого полуденного солнца.
— Да уж куда выше Ранмира то! — заносчиво осклабился мой собеседник.
— Да уж куда выше Ранмира то! — заносчиво осклабился мой собеседник. — Но, признаюсь, ситуация сложилась классическая. Низы — уже не хотят жить по старому, а верхи — не способны управлять как раньше…
Я совершенно запуталась, да к тому же, из последних сил пыталась сдержать недовольное урчание голодного желудка.
Единорог посмотрел на меня внимательно, махнул копытом и извлек прямо из воздуха завязанный узелком белый платок, плавно спланировавший ко мне на колени. От узелка пахнуло так аппетитно, что я тут же чуть не захлебнулась обильной слюной. Развязала плотную ткань и обнаружила жареную куриную грудку, изрядный ломоть свежего, теплого ржаного хлеба и увесистую гроздь отсвечивающего янтарем винограда. Я с урчанием впилась зубами в сочное мясо, благодарно помаргивая благодетелю. Тот небрежно кивнул — чего уж там!
— А платочек не бросай, прибери про запас, — посоветовал Единорог, после того как от вкусного завтрака осталась лишь сиротливая виноградная веточка. — Не бережешь, ты себя, Морра, ой — не бережешь! А ведь тебе теперь питаться нужно регулярно и полноценно, слишком многое сейчас от твоего драгоценного здоровья зависит. Завяжешь платочек в узелок, и тебе всегда будет готов обед и ужин…
— Спасибо! — проворчала я, пряча подарок в карман и мельком замечая, что вместо прежних лохмотьев на мне теперь одета вполне приличная, новая одежда. — Что-то все вокруг, в последнее время, о моем здоровье подозрительно бескорыстно печься начали, и демиурги и вы вот… Ой, чую, не к добру это!
— Ну, как говорится: чем можем — тем поможем, — уточнил Единорог.
— Астора верните! — сварливо потребовала я, многозначительно хватаясь за кинжал.
Белая лошадиная морда вытянулась:
— Эка ты хватила! — искренне возмутился Единорог. — Песню слышала — он вчера не вернулся из боя…? Нет, дорогая, ты свою судьбу сама вершишь, по запретным местам в одиночку гуляешь как по парку, вот и расхлебывай теперь самостоятельно ту кашу, что в мире по твоей вине заварилась!
Я разозлилась:
— А вашего интереса в этом совсем нет? Что-то не верится!
Единорог откинулся на спинку кресла, важно складывая передние ноги на поджаром животе. Все прежнее наигранно-благодушное выражение сошло с лошадиной морды напрочь:
— Хорошо, Морра, давай поговорим на чистоту!
Я согласно кивнула, закидывая ногу на ногу и готовясь к долгому разговору.
— Ты, надеюсь, уже поняла, — начал Единорог, — что ничего в нашей жизни не проходит бесследно. Не хочешь слепо следовать промыслу богов и послушно плыть по течению судьбы, тогда будь добр — в полной мере отвечай за творимые тобой поступки! Чего ты там просила у теней в Колодце пустоты?
— Знания! — твердо подсказал я.
— Получила?