— А то — что?
— А то как бы в ухо не прилетело нечаянным образом.
— Да ну?
Она взмыла из кресла, отступила на три шага, на середину большой пустоватой комнаты, сузив глаза, усмехнулась не без вызова:
— Попробовать хочешь, папик? Стакан поставь…
Все еще ухмыляясь во весь рот, Мазур отставил стакан на подоконник, к самой раме, лениво сделал два шага, готовый, конечно, к любым проявлениям щенячьего гонора, но все же благодушный и снисходительный…
Она метнулась так резво, что Мазур едва удержал девчонку в надлежащем темпе восприятия, проследил бросок стройной, загорелой ноги…
И едва не пропустил удар в ухо пяткой другой ноги — так ловко и молниеносно девка крутнулась, сделав опорной ту конечность, что вроде бы должна была ударить. Буквально в самый последний миг заслонился классическим блоком, поставил второй — и она его едва не проломила, азартно, коротко выдохнув.
Моментально стряхнув леность, Мазур сгруппировался. Анка наседала в великолепном каскаде уходов, ложных и настоящих атак, удары посыпались градом — причем, что характерно, н а с т о я щ и е, способные вмиг оглушить кого-то похлипче Мазура.
Он опомнился окончательно. Он умел оценивать такие вещи в краткие секунды. И должен был признать, что напоролся не на обычную верткую спортсменочку, а нечто посерьезнее… и опаснее. Его попытку нанести пару-тройку п р и м и т и в н ы х плюх Анка отразила без труда, а потом и парочку плюх посерьезнее. Так что Мазуру пришлось работать всерьез и выложиться по полной.
Они кружили по комнате почти бесшумно, время от времени обмениваясь молниеносными, уже в полную силу, ударами, пробуя друг на друге всевозможные финты, хитрушки и п о д с т у п ы, как выражаются поляки. Паршивка уже успела — пусть и один-единственный раз — чувствительно угодить Мазуру по ребрам справа.
И он понял: если бы хотела, ударила бы всерьез, ломая означенные ребра к чертовой матери.
Следовало отнестись к ней со всей серьезностью. Т а к о г о он все же не ожидал, орешек попался крепкий, не один зуб хрустнет к чертям собачьим. Мазур, конечно, ничуточки не паниковал, с чего бы вдруг, но в глубине души вынужден был признать: противник ему, что редко случалось, попался вполне р а в н ы й. Будь это драчка всерьез, на убийство, шансы, признаемся наедине с собой, были пятьдесят на пятьдесят. Могло обернуться так, а могло и эдак… Он поймал себя на том, что готов самую чуточку, один разок п а н и к н у т ь, — а ведь такое с ним случалось единожды в жизни, темной ночью, на палубе того суденышка, когда вот так же наседала очаровательная чертовка Мэй Лань, и в мозгу у Мазура полыхнула вспышечка с о м н е н и я. Один черт ведает, чем могло кончиться, не поймай ее тогда Лаврик на мушку, не всади аккуратно автоматную очередь…
Нет на этом свете непобедимых суперменов. К тому же т о г д а Мазур был чуть ли не наполовину моложе, а сейчас против него были еще и годы. Ему далеко было не то что до дряхлости, до минутной слабости, но все равно, есть чисто технические причины: и связки-сухожилия не те, что в тридцать лет, и суставы малость поизносились, и опорно-двигательный аппарат не тот, что в тридцать, и все прочее… А на него азартно наседало юное создание, крепенькое, как огурчик, не имевшее за спиной чуть ли не тридцати лет адски трудной р а б о т ы, сжигавшей и организм, и нервные клетки, и ни разу не дырявленное пулями…
Он не паниковал, конечно, не чувствовал себя проигравшим, но ощущал, что вынужден выкладываться по полной, из кожи вон лез, на максимуме работал, — а вот девчонка, полное впечатление, еще имела в запасе кое-какие резервы…
Она внезапно остановилась, встала смирнехонько, опустив руки по швам, и Мазур в азарте едва успел затормозить, опустить занесенную руку. Констатировал с ноткой грусти, что дышит чаще и глубже, чем встарь, зато Анка вымотана значительно меньше.
— Ну что? — спросила она нормальным голосом, подойдя вплотную. — Следует ко мне серьезно относиться?
— Следует, — признал Мазур.
— Вот то-то.
Она не злорадствовала, не пыталась уязвить, а значит, была вдобавок достаточно умна. Действительно, ухо с ней следует держать востро, девочка сложнее, чем показалась сначала…
— Ну как, замотала я тебя?
— Да нет, — сказал Мазур, криво ухмыляясь. — До этого все же не дошло… Но я согласен: ты — серьезный человек, Пятница, точно. Придется тебя произвести в полноправные напарницы.
— Ах, как приятно слышать… — Анка, глядя ему в глаза, улыбалась уже не насмешливо, а как-то иначе. — Скрепим равноправные отношения, Робинзон?
— Это как?
Она одним движением скинула маечку, прижалась к нему всем телом, приятно пахнущим свежим девичьим потом и дорогими духами, обхватила за талию и промурлыкала на ухо:
— Трусики сам любишь снимать или как? Ладно, пошли… — и отступила, недвусмысленно таща его к постели.
Сопротивляться Мазур и не собирался, поскольку это было бы форменным идиотством, — нормальный мужик, когда его тянет в постель красивая девка, обряженная лишь в кружевные трусики, просто не может упираться и блеять что-то насчет моральных принципов. Голову рубите, не имеет права. В особенности если он — засланный казачок, пока что далекий от раскрытия тех тайн, которые его послали добыть…