— Ну, знаешь, каплей, это уже верх цинизма, — продолжал Мазур опять-таки по-английски, — в твоем положении притаскивать полицейского…
Стробач недовольно поморщился, но ответил на том же языке:
— Интересно, какое такое «мое» положение?
— Возможно, я стал стар и мнителен, выдумываю сюжеты для боевиков, — сказал Мазур. — Но у меня отчего-то впечатление, что ты в последнее время как раз и углубленно занимался тем, что пытался прихлопнуть президента Ньянгаталы. Аквалангисты с лоханки, окопавшейся в нейтральных водах, снайперы в Королевском Краале… А потом ракеты на мирном гидрографическом кораблике…
Лицо Стробача примечательным образом изменилось: теперь на нем была и настоящая злость, и ненависть даже, и откровенная свирепость, и, кажется, досада. Лицо человека, которому Мазур крупно насолил.
И тем не менее бывший капитан-лейтенант рухнувшей империи очень быстро справился с собой. Ничего удивительного — их с Мазуром в определенные моменты жизни учили одни и те же учителя. Стробач, Стробач… Имперская кличка — «Князь». Не бог весть какой супермен, но у него в активе и «Весна», и «Осьминог», есть подозрения, и «Радуга», а также нечто схожее, Мазуру не известное. Неплохим волчарой был когда-то, он и сейчас не превратился в хлам, но вот п о л о ж е н и е его в нашем мире уже совершенно иное.
Неплохим волчарой был когда-то, он и сейчас не превратился в хлам, но вот п о л о ж е н и е его в нашем мире уже совершенно иное… На этом и играть? Конечно, на этом!
— Мазур, — сказал Стробач спокойно. — У меня, в общем, масса времени, но к чему толочь воду в ступе? Хочешь, чтобы я тебе обрисовал расклад? Изволь. Ты человек битый и должен понимать… Мне доверили серьезную работу, за которую платили серьезные деньги. Ты за короткое время дважды ухитрился мне все обломить. Особой злости я к тебе не питаю, мы с тобой выше таких пошлостей… но, согласись, отвечать придется. Я из-за тебя потерял приличные деньги, репутация под угрозой. Компенсация необходима, я не христосик и не буддийский святой. А значит, я должен на тебе заработать столько, чтобы залатать прорехи, убытки возместить…
— Денег нет.
— Не дуркуй. Прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Ты, дружище, форменный кладезь ценной информации, большая часть которой и сегодня актуальна. Есть реальный шанс превратить эту информацию в деньги — если обратиться не к моим нынешним клиентам, а кое к кому другому. И получить эту информацию можно двумя путями. Первый — ты все равно выложишь требуемое, но с величайшей неохотой, и оттого к концу… интервью превратишься в ошметки. В прямом смысле. Второй — ты сам, не ерепенясь, распустишь язычок, а значит, останешься цел, невредим и даже какой-то процентик с этого дела получишь.
— Ушам своим не верю, — сказал Мазур. — Ты настолько благороден, что отпустишь меня на все четыре стороны? И даже процентик отслюнишь? И отомстить не попытаешься? Я что, должен этому верить?
— Должен. Потому что это бизнес чистейшей воды. Напортил ты мне крепко, настолько, что я, признаюсь, с трудом удерживаюсь, чтобы не вломить тебе как следует. Но это, повторяю, бизнес. Если я на тебе заработаю достаточно, чтобы компенсировать убытки, упущенную выгоду, — черт с тобой, живи. Даже — с процентиком. Что скажешь?
— А что тут сказать? — пожал Мазур плечами. — Ну не нравитесь вы мне. Не нравятся мне ни ваша розовая кофточка, ни ваши сиськи. А если серьезно, Стробач, откуда мне знать, что ты в серьезной игре? Может, ты тут вовсе и ни при чем? Я имею в виду, не имеешь отношения ни к последним покушениям на президента Кавулу, ни к ракетам на «Орионе»? Краем уха что-то прослышал и под этим соусом хочешь срубить денежек по-дурному?
— Ах, во-от оно что, — процедил Стробач, криво, неприятно усмехаясь. — Тебе п о л н о й ясности хочется? Ну, изволь. Для милого дружка — и сережку из ушка…
Он достал из кармана небольшой прозрачный пакетик с чем-то белым и сыпучим, похожим на обыкновенную соль, раскрыл, запустил туда два пальца и без малейшей брезгливости, с недрогнувшим лицом извлек содержимое. Покачал отрезанным ухом перед лицом Мазура. Осведомился:
— Знакомо?
Серьгу Мазур узнал моментально — массивную, серебряную, крест на полумесяце, если верить Егору, настоящую казачью, старинную. Вот, значит, как… Кое-что проясняется…
Он остался спокоен — видывал в жизни вещи и пострашнее отрезанного уха (тем более принадлежавшего совершенно чужому человеку, ни свату, ни брату, ни сослуживцу). Просто-напросто голова работала в режиме «максимум». Нужно было искать выход.
— К превеликому сожалению, мы до этого козла добрались слишком поздно, — сказал Стробач. — Но зато уж не церемонились, сам понимаешь. На корабль ты успел… Но вот смыться уже не вышло.
— А как вы узнали, кстати, где я? — небрежно спросил Мазур.
— Или тоже секрет?
— Да какой там секрет, Степаныч, — усмехнулся Стробач. — Мы теперь с тобой одной веревочкой повязаны, можно и откровенно. Если договоримся, никому не проболтаешься. Не договоримся — тем более. Этот шакаленок послал за тобой свою шестерку. Очень он опасался, что ты его как-то обманешь, кинешь, а ему ж хотелось хорошие денежки загрести. Между прочим, его и в самом деле кинули — его подполковничек своего оператора притащил, хитрован, наплевав на договоренности. Но это уже не наше дело… В общем, он за тобой послал хвоста. При здешнем курортном многолюдстве дело нехитрое и беспроигрышное, тут любой Штирлиц проглядит слежку… Но опоздали мы с ним, опоздали, — повторил он с нешуточным сожалением. — Успел ты, гад, напакостить… Ну что же, платить придется.